очень нудно 
41 
– Он спас мне жизнь, а я даже не знаю почему.
Вот она, эта беззащитность в дрожащем взгляде, ее природа во всей красе. Пускай она была плоть от плоти Дикого Билла Мэйтленда, но она оставалась женщиной, и Гаю было очень непросто думать теперь о деле. Зачем им понадобилось ее убивать? Он слишком устал, чтобы думать об этом. За окном ночь, а она лежит так близко, лежит на кровати, которая вся в их распоряжении.
Он протянул руку и нежно погладил ее по лицу. Она как будто сразу почувствовала, к чему все это идет, и, хотя тело ее напряглось, она не сопротивлялась. Как только их губы соприкоснулись, он ощутил, как некий разряд прокатился по ней и по нему; и, словно молнией, их озарило вспышкой радости. «Боже мой, – мысленно поразился он, – да ты и сама этого хотела».
Он рассслышал слабое «нет», но знал, что она не имела этого в виду, и потому не переставал целовать ее, пока не осознал, что если сейчас же не прекратит, то сделает что-то, чего уж точно не хотел делать. «Как же это – не хочу? Еще как хочу! – подумал он, сам себе удивляясь. – Да я еще ни одну женщину так не хотел». Она слабо уперлась рукой ему в грудь и пролепетала еще тише «нет». Он бы не обратил на это внимания, если бы не ее глаза. Они были широко раскрыты, в них была растерянность, растерянность женщины, дошедшей до предела от страха и переутомления.
Не такой он желал иметь ее в своих руках – не дошедшей до ручки, но дышащей жизнью, той, настоящей Вилли Мэйтленд. Он отпустил ее. Они сидели на кровати, долго ничего не говоря и в тихом оцепенении глядя друг на друга.
– Зачем, зачем ты это сделал? – спросила она слабым голосом.
– Мне показалось, что тебе это нужно.
– Но не от тебя.
– Ну, от кого-то другого? Тебя давно уже никто не целовал, так ведь?
Она не ответила, но он знал, что попал в точку.
«Блин, какая красота пропадает!» – подумал он, роняя в очередной раз взгляд на безупречный маленький рот. Он усмехнулся, стараясь выглядеть беззаботным.
– Да, вот так я подумал.
Вилли глазела на его улыбку до ушей и спрашивала себя: «Неужели это так бросается в глаза?»
Правда была не только в том, что ее давно не целовали – так ее не целовали никогда! О, он знал, как это делается. Тут наверняка были годы практики с другими женщинами. Она поймала себя на том, что по какой-то дурацкой причине стала сравнивать себя с другими, и испытала чувство ненависти ко всем тем женщинам, что были у него до нее, и даже к тем, которые будут после.
Она повалилась снова на кровать и повернулась к нему спиной.
– Да оставь же ты меня! – взвыла она. – Все это слишком для меня, и ты, и все вообще. Я устала и хочу спать.
Он ничего не ответил. Она лишь почувствовала, как он провел рукой по ее волосам. Одно простое движение, но она поняла, что он не уйдет, что будет с ней всю ночь, будет всю ночь начеку. Он встал с кровати и выключил свет. Она лежала в темноте, неподвижно, и слышала его движения по комнате, как проверяются на крепость окна, замок на двери, стул – хорошо ли подпирает дверь.
Потом он удалился в ванную, зажурчала вода. Она по-прежнему не спала, когда он вернулся из ванной и растянулся на кровати рядом с ней. Она лежала и боялась, что он вот-вот опять станет целовать ее, боялась и жаждала этого.
– Гай? – прошептала она.
– Да?
– Мне страшно.
Он протянул к ней через темноту руки, она дала себя прижать к его голой груди. Ее окутал запах мыла и чувство защищенности. Да, это было не что иное, как защищенность.
– Это не грех – бояться, – прошептал в ответ он, – даже дочери Дикого Билла Мэйтленда.
А разве она могла быть кем-то еще? – думала она, лежа в его объятиях. Самое грустное было то, что она никогда и не мечтала быть дочкой героя. От отца ей были нужны вовсе не слава и не подвиги, тяжелыми медалями повисшие на ней. Ей нужен был просто отец.
Припав к земле, Сианг без движения лежал в какой-то вонючей грязюке и наблюдал за той частью улицы, где возвышался дом Шантель. Прошло уже два часа, а тот человек все сидел на своем месте у тратуара. В темноте видны были очертания его согнутой фигуры. Нет сомнений – это был полицейский, и к тому же очень неважный. Что это за раскаты такие? Уж не храп ли? Точно, храпит, думал Сианг. Какая удача, что часовыми всегда оказываются те, кто хуже всего переносит скуку поста. Настало время действовать. Сианг достал нож. Бесшумно его фигура отделилась от аллеи и перебежками, вдоль хижин, из тени в тень, заскользила по улице. В каких-нибудь пяти ярдах от цели он встал как вкопанный, когда храп вдруг захлебнулся и смолк. Голова часового поднялась, отряхивая сон. Сианг мгновенно приблизился, схватил голову за волосы и, запрокинув назад, полоснул ножом по горлу.
41 
