очень нудно 
44 
Она замерла с ночной рубашкой в руках, увидев его.
— Почти закончила. — И торопливо положила ночную рубашку сверху.
Он бросил взгляд на персиковый шелк.
— Ты вызвал такси?
— Еще нет.
— Я буду готова через минуту. Не мог бы ты позвонить сейчас?
— И не собираюсь.
Она недоуменно нахмурилась:
— Что ты сказал?
— Я сказал, что не собираюсь вызывать такси.
Она на мгновение растерялась.
— Ну что ж, тогда я вызову сама. — Она направилась к двери, но он схватил ее за руку.
— Кейт, не надо. — Он силой повернул ее к себе. — Я считаю, что ты должна остаться.
— Почему?
— Потому что тебе небезопасно сейчас находиться одной.
— В мире вообще жить опасно. Я справлюсь.
— О да, конечно. Какие мы гордые и независимые. А что, если снова появится Декер?
Она выдернула руку.
— У тебя много других дел, я справлюсь сама. Я не стану посягать на твою репутацию.
— Я сам позабочусь о своей репутации, спасибо.
Она откинула голову и взглянула ему прямо в глаза:
— Кажется, настало время мне позаботиться о своей!
Они находились в опасной близости друг от друга и оба были напряжены. Он видел, что, несмотря на деланое безразличие, ее выдают глаза — откровенное желание вспыхивает и плещется в зеленой глубине. Он с трудом себя сдерживал.
А потом случилось то, что должно было случиться…
— Какого черта, — его голос внезапно охрип, — все равно обе наши репутации горят синим пламенем.
Дэвид дал волю долго сдерживаемым чувствам, схватил ее, прижал к себе и поцеловал. Она слабо протестовала, но уже была прижата спиной к стене, и тут же ее тело мягко подалось, она обвила руками его шею, губы раскрылись навстречу, поцелуй становился все более глубоким, требовательным. Застонав, она повисла на его руках, сжигаемая нетерпением. Неловкими пальцами он уже стягивал с ее плеч платье, кружевной лифчик, как по волшебству, был сдвинут, обнаженная грудь оказалась под его рукой, и они оба знали, что на этот раз никакого отступления не будет, оно уже невозможно. Теперь она принялась расстегивать рубашку на его груди, с ее губ слетали нетерпеливые бессвязные возгласы. Он стал помогать, общими усилиями рубашка была сброшена к тому времени, как они добрались по коридору до его спальни. Ботинки, носки и брюки отправились на пол. Кровать громко скрипнула, принимая тяжесть двух тел. Не было никаких прелюдий, ждать не могли оба. Губы его не покидали ее губ, руки переплелись, и он вошел в нее так сильно и глубоко, что она приглушенно вскрикнула под его губами.
Он остановился, застыв в напряженном ожидании, и прошептал:
— Я тебе сделал больно?
— Нет… О нет…
Одного взгляда на ее лицо хватило, чтобы понять — она вскрикнула не от боли, а от восторга, потому что, заставляя его продолжать, стала нетерпеливо двигаться под ним, хотя он пытался ее остановить, обрести контроль над собой, чтобы не сразу достичь пика, вершины. Но она торопила, вынуждала к мощным рывкам, и яростный финал оказался неминуемо скор, а потом началось головокружительное падение в бездну. Они лежали без сил, опустошенные. Казалось, прошла целая вечность. В тишине слышалось только шумное дыхание. Капли пота стекали с его спины на ее голый живот. За окнами волны с шумом разбивались о дамбу.
— Теперь я знаю, что такое быть поглощенной без остатка, — прошептала она, когда последний луч заходящего солнца скользнул в комнату.
— Неужели я такое совершил?
Она вздохнула.
— От меня ничего не осталось.
Он тихо рассмеялся и коснулся влажными губами мочки ее уха.
— Нет. Кажется, кое-что съедобное еще осталось.
Она закрыла глаза, отдаваясь ласке и чувствуя, как тепло вновь возвращается и его волны идут по телу.
— Никогда не думала, что ты окажешься таким.
— Каким?
— Таким… захватчиком.
— А что ты ждала?
— Лед и махровый эгоизм, — она рассмеялась, — и, как всегда, ошиблась.
Он пропустил через пальцы каштановую прядь, глядя, как волосы струятся шелковистым потоком.
— Я кажусь неприступным? Это наследство от отца. Суровый отпрыск семьи из Новой Англии. Его лицо многих пугало во время судебных слушаний.
— Он тоже был адвокатом?
— Окружной судья. Умер четыре года назад. Неожиданно упал прямо во время вынесения приговора. Но он и мечтал о таком конце. — Дэвид улыбнулся. — Его уважали и побаивались.
44 
