Последние отзывы

  84  

– Я вот, Евгений Иванович, лишь иронию порой себе позволяю, а вы до сарказма изволите опускаться. Физкультура, должен вам ответить, поддерживает тонус. Спорт же калечит. Я уже достаточно узнал твой характер, мой юный талантливый друг и ученик. Так что просто поверь мне… – Женька прищурился, – на слово. Поверь, для тебя «Отче наш» то, что доктор прописал. А стихи оставь для тех, кому помогает и фармакологический препарат-генерик^[100]. Лично я обеими руками за патентованные средства».

Ох, как же его не хватало!..

– Маргарита, сейчас вам введут обезболивающее и успокаивающее, – сказал Евгений Иванович, погладил её по голове, перебросился парой слов с анестезисткой, вышел из палаты интенсивной терапии и отправился в кабинет заведующей физиологическим отделением, который находился напротив родзала № 2.

Он постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл. Кабинет мало изменился, поменяв хозяина на хозяйку. Только исчезли картины, оставив на поседевших от времени стенах штампы тёмных квадратов.

Светлана Анатольевна сидела за столом и что-то строчила своей леворукой вязью в очередную историю родов.

– Садись, Жень. Сейчас пару слов допишу. Кофе сделай себе и мне, ладно?

Кофемолка стояла на старом месте. Новые зёрна покоились в старой выцветшей банке. И даже кофеварка, под чьё урчание Женька пролистал альбом Куинджи, всё ещё держалась подальше от розетки. Так было при Петре Александровиче, и Светка скорее перенесла бы розетку, чем сдвинула хоть что-то с места.

– Она его не забрала. – Светлана Анатольевна кивнула на альбом. – Не заметила. Может, рука не поднялась. Не знаю. – Светка закрыла историю.

Речь шла о жене Зильбермана. После того, что случилось, она мгновенно очистила кабинет от стоящих личных вещей. Коллекция картин была его собственностью. Одну из них он всё собирался подарить Ситниковой. Да руки не доходили из кабинета в кабинет перенести. Вот ведь – спуститься с пятого этажа на первый оказалось дольше, чем подняться из шестнадцати в шестьдесят. Всё наше пресловутое «потом». Как будто только мы будем жить вечно. Возможно, так оно и есть, но если есть что-то близкое, родное – как можно не прожить его немедленно!

Женька подошёл к окну. В солнечных струйках пыли ему навстречу выглянула фотография в тонкой багетной рамке, висевшая над кроватью.

– Да уж. Немедленно… – тихо сказал он.

Это фото сделал анестезиолог Потапов у ЗАГСа, после того как Машка и Женька расписались. Они не хотели шумной, изматывающей нервную систему и опустошающей карманы свадьбы и, пригласив друзей к Женьке домой к определённому часу, отправились узаконить свой союз перед Богом и людьми простым оттиском печатей в паспорта. Кеды с кроссовками надевать не стали. Нарядились прилично. На Мане было одеяние, именуемое Женькой «умри грусть», – ничего откровенного, кстати, как мог уже предположить искушённый читатель. Напротив, весьма целомудренное длинное трикотажное платье. В обтяжку. Но почему-то в нём Мария Сергеевна была куда сексуальнее, чем в любой из многочисленных коротких юбочек. Женька с трудом обнаружил в своём гардеробе одну-единственную пару не джинсовых и не кожаных штанов. И одну-единственную, но весьма приличную и модную рубашку. Откуда они там взялись, он не мог вспомнить, несмотря на все свои мнемонические способности.

– Это «происки» тёти Ани, можешь не сомневаться! – заверила Машка, доставая тряпки из шкафа.

Женя делал серьёзное лицо, а Машка всё время глупо улыбалась, пока сосредоточенная и немного похожая на грозную директрису средней школы тётя с бляхой на пузе произносила речь, желая молодожёнам всего того, чего врагу не пожелаешь. То есть – всего самого наилучшего.

– Я потею, – шептала Маша. – Сейчас на платье уже разводы появятся. Это ужасно! Ты толще меня, а не потеешь!

– Я не толще. Я – больше. Ничего, я буду любить тебя и потную. Мне нравится, как ты пахнешь. И вообще, мы женимся, а ты тут про разводы! Терпи!

Тётка, голося «расписные» мантры, кидала на них укоризненные взгляды. Зато после чёткого выполнения команд: «Обменяйтесь кольцами!» и «Можете поцеловать друг друга!» – их наконец отпустили на волю.

В свидетели, кроме Бога и светлого воинства Его, никого не звали. Женька – на всякий случай, засуетился было в последний момент – может, привлечь каких-нибудь посетителей ЗАГСа? Но церемониймейстер заверила, что можно и так. Сказав, что взрослые и психически нормальные, – тут она сделала паузу и поглядела на парочку с сомнением, – имеют право совершать таинство, хоть так, хоть эдак. Как их нормальной психике заблагорассудится. Бог – Свидетель!

  84