25 
24 октября. Собеседник
Стою в психбольнице сегодня, время обеденное, жду, пока мой клиент со своим психиатром договорит, чтоб взять его выписку и отвезти в хостель. Курю. Смотрю по сторонам.
Подходит ко мне лысый мужчина в сером костюме на голое тело.
Обращается по-русски:
– Гражданочка, прикурить не найдётся?
В таких местах не приходится ничему удивляться. Даже сто лет неслышанному обращению «гражданочка».
Достаю зажигалку. Мужик прикуривает. Выпрямляется, смотрит на меня и говорит:
– Я замужем.
Можно было, конечно, отвернуться и уйти, но...
– Я, – говорю, – тоже.
– А ты за кем замужем? – интересуется мой собеседник (или собеседница?).
– Э-э-э... – мямлю я. – За мужчиной.
– А я, – радостно улыбается мужчина, показывая совершенно беззубые десны, – сама за собой!
– Экономично... – реагирую я автоматически.
– Гы-ы-ы, – хохочет он, блестя влажной лысиной, – пойду мужа кормить. Курит три пачки в день, а жрать, блин, не хочет.
И ушла, напевая.
Женщины – они все-таки исключительно ответственный народ...
3 ноября. Заводское
Позвонили мне сегодня днём с заводика, на котором некоторые мои подопечные трудятся.
Приезжай, говорят, скорее, тут твой клиент Р. буянит: заперся в туалете и оттуда материт весь свет, угрожая перерезать себе вены. Ни с кем говорить не хочет, требует, чтоб ты приехала и его в больницу отвезла.
Ну, поехала я. Еду и думаю: а если не согласится в больницу? А если я не успею? А если не удастся уговорить? А если...
Прихожу. Директор заводика, хмуро ухмыляясь, кивает в сторону общественных туалетов.
Еще издалека слышу вопли с отборными ругательствами на аборигенском.
Не очень уверенно стучусь.
– Кто это? – кричит мой клиент.
– Это я, – отвечаю, – Вики.
– А чем докажешь? – спрашивает. Имеет право. Шизофрения у него таки да, параноидальная.
– Ну, – говорю, – голос-то мой тебе знаком?
– Знаком,– соглашается он, – но Вики я обычно по улыбке узнаю. По голосу – это не то.
– Что ж, – вздыхаю я, – вылезай из туалета, друг, я тебе улыбнусь. Так и быть, мне не жалко. Только вылезай.
– Пусть, – отвечает, – все уйдут оттуда, я никого, кроме тебя, видеть не согласен.
Прошу всех удалиться, хотя оставаться один на один с разбушевавшимся Р. мне немножко неуютно.
Народ расходится, только начальник цеха Хаим остается прямо за дверью: подмигивает и молчит.
Я ему жестами показываю: уходи, мол, я справлюсь. А он головой крутит: и не подумаю, мол.
Ладно, говорю Р., что все ушли.
Дверь открывается, очень резко, начальник цеха отпрыгивает назад, к стенке, и замирает за дверью.
Мой клиент выходит из туалета с видом заключённого и руками, спрятанными за спину.
– Ты одна? – интересуется.
– Нет, – честно отвечаю я. – Хаим стоит за дверью на случай, если ты захочешь меня убить.
Р. заглядывает за дверь. Там стоит улыбающийся Хаим и потирает ушибленный затылок.
Р. несколько секунд пялится на него и деловито ему сообщает:
– Я там унитаз разбил, позвони сантехнику.
А потом – мне:
– Вызови неотложку, не поеду я на твоей машине.
– Почему? – удивляюсь я. – Тебе не нравятся «ситроены»?
– Нет, – отвечает. – Это твоему мужу не понравится запах, который после меня в твоей машине останется. И потом – я всё запачкаю.
И показывает порезанные (видимо, о разбитый унитаз) руки.
Перевязали, чем попало, отвезли его на «скорой», грязного и несчастного, в больницу.
По дороге твердил, что улыбка мне к лицу больше, чем усталость.
Не спорила. Зачем спорить, когда человек прав?
7 ноября. Страна дураков
Любимый клиент. Чувство юмора у него – дай бог каждому, несмотря на двадцатилетний стаж в параноидальной шизофрении.
Упала у меня монета (10 шекелей) в траву около дома. Искали-искали – не нашли. Все искали: и персонал, и сами жильцы хостеля – мои клиенты. Картинка была та ещё: восемь человек ползают по траве и ищут одну несчастную монетку. Все, кроме Р.
Р. стоит в дверях дома, курит и глубокомысленно наблюдает, как мы шарим руками в траве и тихонько ругаемся.
Я его увидела и говорю с улыбкой:
– Р., запомни: в этом месте через несколько месяцев вырастет небольшое деревце с монетками в десять шекелей вместо листиков.
Он затянулся и серьезно так мне отвечает:
– Не беспокойся. Не вырастет.
И паузу держит.
– Почему же это, – спрашиваю я обиженно, – не вырастет?
25 
