3 
Ах, паруса! Мечта, вибрирующая между грот-мачтой и гиком. Мечта, наполненная ветром бесконечного путешествия! Когда-нибудь ты сможешь управляться со всем этим одна. А пока, под слегка насмешливыми и немного высокомерными – свойственными всем мужчинам – взглядами отца и его друзей, ты пытаешься намотать упрямый, как сто чертей, шкот на утку, больно стирая пальцы…
Море не виновато.
Море всегда с тобой. Не вокруг и не около. Именно с тобой. И не надоедает. Но когда что-то всегда, правда ведь, хочется, чтобы иногда становилось не так?..
Для не такого Бог сотворил горы.
Можно, раздувая щёки, кричать, что бутафорию южного берега Крыма и горами-то назвать язык не повернётся. Но это кому как. Если тебе тринадцать, и заряда внутреннего «аккумулятора», кажется, хватит ещё лет на тысячу, и ты не просто хочешь попасть на вершину, а залезть туда самым трудным, практически невозможным маршрутом, – то это горы. А горы – в отличие от моря – это то, что никогда не с тобой. Готов ты к этому или нет, но, соприкоснувшись, ты сразу знаешь – по тебе это или нет. Это тот редкий случай, когда люди безо всяких приближений и притянутых статистикой факторов делятся на две половины. Тех – кто «больше никогда», и тех – кто, даже если больше никогда, то: «лучше гор могут быть только горы». Чтобы узнать это, не обязательно оказаться на пике крымской горы, похожей на огромную сопку с торчащим где-то у вершины, как высунутый язык, утёсом. Достаточно, набравшись терпения, полдня тащиться по пыльным холмистым склонам, обдирая ноги о верблюжьи колючки и проклиная свою бредовую самонадеянность. Добравшись, понять, что, обогнув «язык» с другой стороны, ты без труда по натоптанной тропе поднимешься к самой вершине. Как все. Поняв это, оценить пятнадцати-двадцатиметровый подъём по почти отвесной скале и, найдя единственную возможность, подтянуться до первого уступа, прильнуть к равнодушному камню и оторваться от земли. Но это ещё не всё. До момента истины три-четыре метра подъёма. Они проходят на азарте и на особенностях подножья. Но вот где-то там, когда понимаешь, что ноги – это уже не просто условие твоего равновесия, а странный инструмент выживания… Что угол наклона скалы иногда становится отрицательным, а продолжение пути невозможно, потому что ты просто не видишь следующей надёжной опоры… Вот теперь! Теперь пришла пора ощутить всю полноту, с которой скале на тебя наплевать. Ей всё равно – «оседлаешь» ты её пик или будешь валяться там, внизу, на осыпи осколков древнего, как окаменевшие раковины моллюсков, гранита. Ни вода, ни ветер. Ничто, созданное Богом на этой планете, не останется столь равнодушно-безответным к тебе. Решай…
(… – Сделай, пожалуйста, так, чтобы я знала, где ты и что!
– Мам, я вон на той горке была. Ты меня даже из посёлка могла видеть…
– Пропадаешь целыми днями чёрт знает где. Дима, вон, обижается…
– Ничего он не обижается, что ты выдумываешь!
– Ничего не выдумываю. Вчера весь день спрашивал и глазами всё по сторонам косил…
– Мам, он маленький.
– А ты у нас, что ли, старуха древняя уже?
– Я, может, и не взрослая. Но он – точно маленький.
– Всё, отстань от старухи, – смеясь, вмешивается отец. – Они к своим годам, знаешь, какие вредные становятся – не переспоришь.
– Короче, ты поняла? Чтобы я знала.
– Ладно-ладно.
– Не «ладно-ладно»!
– Всё! Поняла.
– Мы в Новый Свет завтра. ВСЕ ВМЕСТЕ!
– Мам, я не хочу…
– И Дима тоже…
– Что ты пристала ко мне со своим Димой?!
– Я тебе сейчас пристану! Хамка!
– Всё! Не трогай её. Пусть остаётся, – отец, хоть и защищает, но в тоне проскакивают нотки обиды. – Вовка тоже не едет – приглядит, если что.
– Ага. За ним бы кто приглядел!
– Не начинай…)
За первую неделю все окрестные скалы, подозрительные осыпи и расщелины были обследованы с дотошностью Паганеля, рассудительностью капитана Гранта и одержимостью его детей. Море не ревновало. Такое спокойное и ласковое, в эти дни оно мерцало издалека уютом своей безграничности. Как добрая тётушка после положенного застолья, прислонившись к плетню, одними глазами провожает любимого племянника в армию.
Сам Кара-Даг остался «за бортом» – слишком далеко. На такое предприятие однозначно не хватило бы времени «безнаказанной демократии», как в шутку говорит отец, когда вам изредка удаётся побыть просто вдвоём – пять-десять минут перед сном, спрятавшись в чернильной тени декораций персикового сада. Выскочив из жёлтого облака, освещённого одной лампочкой террасы, из трескучего роя ночных бабочек, вы шепчетесь и глотаете ночь. Не печальную и бесконечную, как дома. А такую же «бутафорскую», как и крымские горы, ночь. Ночь, где небо исполняет не ведущую партию, а является скорее фоном, драпировкой для запахов и звуков…
3 
