28 
Мэл молчал. Ему нечего было сказать – Павел Григорьевич видел его насквозь. Но что страшного в этом любительском проекте, который еще очень далек от реализации?
Не дождавшись ответной реплики, Павел Григорьевич вновь поменял интонацию: «Всё-таки, я думаю, ты не слишком умен, да. Иначе не разбрасывал бы где ни попадя подобный компромат».
Мэл уже догадывался, что появится на столе вслед за папкой и «левой» тетрадкой. И действительно – лысый щеголь выложил фотографию Гагарова.
«Кто это? Или ты не знаешь?»
Скворешников неохотно ответил, что это Юрий Гагаров – подводник-рекордсмен, обошедший вокруг земного шара.
«Совершенно верно, – подтвердил Павел Григорьевич. – Только почему Юрий Гагаров? Он всегда был Герман. Герман Гагаров, да. Эксперимент ВС-80. Ты тогда еще не родился, товарищ Скворешников. И Гагарова знать не мог. И уж тем более не мог брать у него автограф на долгую память. Но и сегодня знать о ВС-80 не всем положено. И уж совсем не положено таким безответственным студентам, как ты. Значит, кто-то тебе эту фотокарточку передал. Подозреваю, что тот же самый человек тебя и с лунной пушкой надоумил. А кто? Назовешь?»
Мэл сидел, съежившись на стуле. Если он расскажет о Богданове, тому это уже не повредит, но этот лысый урод слишком много о себе думает. К тому же не совсем понятно, к чему он клонит? Если хочет арестовать, то уже арестовал бы. Только, подозреваю, нет у него оснований для ареста – ничего противозаконного в хранении старой фотографии и разработки лунной пушки нет. И быть не может.
«Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, да, – заявил Павел Григорьевич и достал новую сигарету. – Думаешь, запугивает старый вонючий козел? А предъявить ему нечего. Но на самом деле я знаю о тебе всё, товарищ Скворешников. Ну или почти всё. И знаю я, кто тебе эту фотокарточку подарил. Богданов, ведь так? Вижу, что помнишь Богданова. Но что ты можешь сказать о нем? Неужто старик не выдержал и раскололся мальчишке? Верится с трудом. Но всё возможно. Взглянем-ка на многотрудный путь нашего ветерана. – На столе появилась папка потолще. – Итак, Богданов. Родился, учился… Ого!.. Да, интересно… Небесная механика и астронавигация… Группа Гречко, это понятно… Принимал участие в проекте “Факел”… Почему уцелел?.. Не должен… Ага! Был на ИКИ, теплоход “Сибирь”, поэтому и уцелел… А дальше?.. Плен… Япония… Штаты… Два года?.. Это срок!.. Дальнейшее предсказуемо… Фильтрационный лагерь… Реабилитация… Работа в архиве… Да, здесь он попался в первый раз. Статья за антисоветскую агитацию. Пять лет… Условно-досрочное за примерное поведение… И снова архив. Доброе у нас всё-таки государство… И ведь не исправился! Второй срок. Рецидивист. Теперь уже по полной… Ага… Больше не выступал… Учетчик в совхозе… Пенсия… Вот видишь, товарищ Скворешников. Богданов у нас – человек известный. И биографию его восстановить не представляет ни малейшего труда. А на основании этой биографии можно сделать выводы о том, что он тебе рассказывал. Проект “Факел” – это серьезно, товарищ Скворешников, очень серьезно. Это такой уровень секретности, до которого далеко не всех руководителей Партии и правительства допускают. А тут – студент, первокурсник. С Богданова-то уже не спросишь, но утечку нужно устранить. Это наш долг. Это мой долг. Понимаешь, о чем я говорю, товарищ Скворешников? Долг. Никто тебя до суда и следствия доводить не будет. Носитель информации по “Факелу”, не имеющий допуска к этой информации, находится вне закона. Я могу тебя убить прямо в этом кабинете. И никто мне слова бранного не скажет. Что ты защищаешь, товарищ Скворешников? Стоит ли то, что ты защищаешь, твоей жизни?»
Всё-таки лысый урод достучался до замкнувшегося Мэла. Тот впервые столкнулся с ситуацией, когда официальный представитель власти спокойно и в будничной обстановке угрожает ему немедленной смертью. Возможно, будь на месте Скворешникова более закаленный человек, типа бывшего уголовника Жоры, он сумел бы достойно ответить пожилому щеголю, но Мэл не обладал достаточным опытом и сдался. Сбивчиво и с извиняющимися интонациями он изложил Павлу Григорьевичу историю своего непродолжительного знакомства с Богдановым.
«Ну вот видишь, это несложно, да, – сказал Павел Григорьевич после того, как молодой человек закончил. – Какие могут быть сложности между друзьями? Мы ведь друзья, товарищ Скворешников. И делаем общее дело – строим лучшее общество. Разве ты не согласен? Вижу, что согласен… Мне вот только одно непонятно, товарищ Скворешников. Ну Богданов – старый хрыч, его уже было не переделать. Горбатого, как говорится, могила исправит, но вас-то, молодежь, куда несет? Вам же еще жить и жить. Откуда такое нетерпение? Небо им подавай. Космос. Будет у вас всё. Сдохнет дура лет через двадцать, не вечная же она, и снова всё завертится. А сегодня – это же риск. Серьезный и совершенно неоправданный риск. А вдруг снова война? Вдруг снова атомные удары? Вы об этом не думаете, потому что не помните ни черта. Да и с чего бы вам помнить? А я очень хорошо помню, что такое атомный гриб над городом. И что такое черная зима помню. И не хочу при своей жизни увидеть это еще раз. У меня две дочери, между прочим. Одной, как и тебе, семнадцать. Красавица. А второй – всего пять, малышка еще. И мне их оберегать нужно. Заботиться о том, чтобы выросли, чтобы мужей нормальных нашли, нормальными матерями стали. А тут вы со своими фугасами… Подождите, не рвите жилы. Есть и на планете масса интересных дел. Океан у вас есть. Да и голод с болезнями не везде побеждены. Вот ты учишься делать барокамеры. И учись, и делай. Отличная профессия! Зачем тебе эта мертвая Луна сдалась?..»
28 
