ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Королевство грез

Очень скучно >>>>>

Влюбленная вдова

Где-то на 15 странице поняла, что это полная хрень, но, с упорством мазохостки продолжала читать "это" аж до 94... >>>>>

Любовная терапия

Не дочитала.... все ждала когда что то начнётся... не понравилось >>>>>

Раз и навсегда

Не понравился. Банально, предсказуемо, просто неинтересно читать - нет изюминки. Не понимаю восторженных отзывов... >>>>>

Легенда о седьмой деве

Очень интересно >>>>>




  10  

— Франсуа, не распоряжайся, Христа решит все сама! — перебила мама.

— Да, правда, я увлекся. Ты, конечно, можешь отказаться, Христа. Но мы все трое были бы очень рады.

Я не верила своим ушам.

А наша Христа, как хорошая актриса, скромно опустила глазки и прошептала:

— Я не могу принять ваше предложение…

Я затаила дыхание.

— Почему? — огорченно спросил отец.

Она выдержала долгую паузу, а потом, будто бы с трудом преодолевая смущение, выговорила:

— Я… я не сумела бы платить за жилье…

— Ни о какой плате не может быть и речи! — возразила мама.

— Нет… я не могу. Это слишком большое одолжение…

Я была с ней согласна.

— Да что ты! — сказал отец. — Это ты сделаешь нам одолжение, если согласишься! Мы так рады, когда ты здесь. Бланш прямо не узнать! Ты для нее как сестра!

Ого! Тут уж я еле сдержалась, чтобы не расхохотаться.

Христа робко посмотрела на меня.

— Но я буду стеснять тебя, Бланш, ты же лишишься собственной комнаты.

Ответить я не успела — меня опередила мама:

— Ты бы видела, как Бланш расстроилась, когда в прошлый раз ты не пришла. Она не очень общительная, и до сих пор у нее не было друзей. Так что, если ты согласиться, для нее это будет невероятным счастьем.

— Ты осчастливишь нас всех! — увещевал отец.

— Ну, тогда я не могу отказаться, — сдалась Христа.

Ей надо было дождаться, чтобы ее еще и стали благодарить. Мама обняла благодетельницу, а та морщила нос от удовольствия. Отец сиял.

Ну а я осиротела.

Да, осиротела и получила лишнее подтверждение этому, когда после ужина мыла на кухне посуду на пару с родителем. Христа не могла нас там услышать, и я сказала:

— Почему ты не спросил моего согласия?

Я ждала, что он ответит мне просто-напросто: «Я здесь хозяин, кого хочу, того и приглашаю».

Но он выразился иначе:

— Это ведь не только твоя подруга, но и наша тоже.

Я едва не сказала: «только ваша, а не моя», но тут вприпрыжку, как резвое дитя, вошла сама Христа.

— Я так счастлива! — воскликнула она.

И бросилась на шею папе, а потом расцеловала в обе щеки меня.

— Франсуа, Бланш, теперь вы моя семья!

Вошла мама, чтобы сполна насладиться прелестной сценой. Хорошенькая, как картинка, девушка радостно смеялась, скакала на месте и обнимала обоих моих родителей, они же любовались ее девической свежестью. Только мне все это казалось дешевой комедией и было больно, что я опять осталась в одиночестве.

— А как же Детлеф? — сухо спросила я.

— Мы будем видеться по выходным.

— И тебе этого достаточно?

— Конечно.

— И он тоже будет не против?

— По-твоему, я должна у него спрашиваться?

— Браво, Христа! — одобрила мама.

— У тебя устарелые понятия! — бросил отец.

Они ничего не поняли. Я говорила не о свободе или разрешении. Просто я представляла себе, что, будь у меня страстная любовь, для меня мысль о разлуке, даже самой недолгой, была бы нестерпима. Только меч может разделить влюбленных. Но высказывать эти соображения вслух я поостереглась — засмеют.

И отчужденно смотрела, как новые родители Христы радовались моему несчастью.

Во вторник интриганка должна была съездить к себе за вещами.

А в ночь со вторника на среду я лежала в своей комнате и, упиваясь горечью предстоящей потери, в последний раз наслаждалась уединением. Увы, даже тем малым, что нам принадлежит, мы на самом деле не владеем, или, вернее, владение это столь эфемерно, что мы неизбежно всего лишаемся. Вот и у меня отнимали последнее сокровище одинокой души — свой уголок, где можно спокойно мечтать.

Спать я не могла. Все думала о том, как дорого мне то, что у меня отнимали. Эта комната была для меня заветным убежищем с самого младенчества, храмом детских игр, сценой отроческих трагедий.

Христа говорила, что моя комната ни на что не похожа. Так оно и было, и именно поэтому она была похожа на меня. В ней не висело ни портретов знаменитых певцов, ни постеров с прозрачными воздушными красавицами, пустые стены — интерьер моего внутреннего мира. Это не нарочитая строгость, не признак того, что я старше своих лет; я вовсе не старше. О моей сущности говорили не стены, а лежащие повсюду книги.

И этим крошечным, но драгоценным для меня убежищем я должна была пожертвовать якобы во имя дружбы — никакой дружбы не было в помине, но признаться в этом я не могла, если не хотела потерять последние крохи родительской любви.

  10