очень нудно 
71 
— Так ведь часы запрещены, — полувопросительно произнес Рогов, потому что погода была пасмурная, а мало ли какие слова нельзя произносить при такой погоде.
— Ну, — рассудительно кивнул Павел. — Запрещены. — (Он сделал паузу, словно придумывая объяснение.) — Но это только в карантине, а после карантина кой-кому разрешены. Мне, например, можно — но только при условии, что у меня будут свои. Видишь, у меня свои. — Он вынул из кармана часы Рогова и невозмутимо показал ему.
Тень догадки мелькнула в голове Рогова — на секунду ему показалось, что он ухватил самую суть закона, — но тут же все потонуло в прежней мути.
Неожиданно — он всегда появлялся неожиданно — из дальнего барака (второго мужского, мысленно окрестил его Рогов) выскочил Николка и стремительно понесся к столовой. Ни на завтраке, ни на обеде его не было, видимо, он ел отдельно и вообще обладал привилегиями.
— Что, Павлушко, — кричал он издали, — не все сожрали, не все смолотили? А? Не все новый пожрал? Здоровый малый, здоровый, здоровый, брюхо-то набил! — Он закружился вокруг Рогова. — Пожрешь, потом отработаешь, всем отработаешь! Полюбуемся, полюбуемся новым! — Он еще попрыгал, зловонно дыша на Рогова, а потом отскочил в сторону и боком побежал к столовой, все косясь на курилку.
— А Николка что делает? — спросил Рогов.
— Что хочет, то и делает, — пожал плечами Павел. — Он на таком положении, что ему только Константин указ. Николка Божий человек, блаженный.
Рогов затруднялся представить себе Бога, у которого такие люди, но другого Бога здесь, видимо, не знали.
— И что, его трогать нельзя?
— Трогать нельзя, жаловаться на него нельзя, спорить с ним нельзя. В нем закон и есть. По закону, скажем, воровать нельзя. Но ежели Николка сворует, то ему можно. Кому другому — нельзя, а ему можно.
— И что ж вы его терпите?
— Мы не терпим, — вдруг озлился Павел. — По закону он нужен. Без него закон неполный. В Николке соль земли. Богоносец он, понял ты или нет?
— Бого-кто? — спросил Рогов, откровенно издеваясь. Ему начало всерьез надоедать все это, а злоба у него всегда изгоняла страх, как жажда забивает голод.
— Богоносец! — рявкнул Павел. — «Бого-кто»! Это ты бого-кто, чумоход болотный, а Николку не трожь! Из него все вышли, от него сам Константин зависит! Им повелевает, но от него и зависит. Глас Николкин — глас Божий. Тут все во имя Николкино. Для кого иначе-то?
Снова что-то знакомое мелькнуло Рогову во всех этих сочетаниях — глас Николки, вышли из Николки, во имя Николкино, — но ум его в Чистом мутился, и мысль снова потонула в страхах и тоске.
— Все уж видели, — раздумчиво между тем сказал Павел. — Разве свинарник тебе показать… Пошли посмотрим. — И они направились к краю поселка, забирая левее помоста.
Свиньи, общим числом двенадцать, толкались и хрюкали в загоне. Только что двое одноруких чистовцев, которые накануне снимали с козел гроб новонедоказненного Гавриила, приволокли им из столовского барака огромный котел объедков, оставшихся с обеда. В котле, в отвратительной жиже, хлюпали арбузные корки, куски хлеба, каша с жирным мясом. Котел был встречен взрывом хрюканья и визга. Свиней содержали чисто, но свинья грязь найдет — загон был вытоптан и вымешен полусотней копыт, и в этой пыли, которую после каждого дождя, вероятно, развозило в липкую кашу, валялись две самые толстые, уже не в силах подняться.
— Свинья — зверь простой, а умный, — с непонятной гордостью за свиней сказал Павел. — Знает, когда жрать несут.
— Когда резать будете? — спросил Рогов, чтобы что-нибудь спросить.
— До холодов всех порешат, — с такой же гордостью, но уже, видимо, не за свиней, сказал Павел. — Каких поедим, каких продадим. Надо тебя Прову показать. Пров!
На зов из крошечной слепой избушки вышел низкорослый мужик лет тридцати, с желтым, одутловатым лицом и мутными глазами. Рогов по привычке искал у него увечья, но не нашел — видимо, что-то под одеждой, вроде Гаврииловых шрамов.
— Кто звал? — спросил он равнодушно, но Рогов за этим равнодушием, за бегающими глазами навыкате уже чувствовал дикую злобу, искавшую только повода.
— Я звал, — радостно сказал Павел, предчувствуя, видимо, развлечение. — Нового показать привел.
— Ты, что ли, новый? — все так же ровно, но в высшей степени пренебрежительно, словно Рогов принадлежал к безнадежно низшему сорту, спросил Пров. — А? Чё молчим, новый?
71 
