20 
— И чем же это кончается?
— Ничем не кончается. Наступает день, когда ты уже вырос и в школу больше ходить не надо, ты ходишь теперь в коллеж другой дорогой и не знаешь, где теперь стоит так волновавший тебя горшок с цветами. Ты продолжаешь упражняться на других секретах, не столь абсурдных, что не в пример труднее. Тайком повесить на стену в классе фотографию голой женщины — это уже подвиг. И снова: умру, а не сознаюсь. Ты понимаешь, что состоялся в профессии, когда твой секрет перестает быть надуманным, когда ты знаешь, что у тебя будут большие неприятности, если станет известно, кто раздолбал директорскую машину.
— Нарочно?
— Даже и не нарочно.
Сигрид, кажется, задумалась над моими словами. Меня переполняла гордость: я сумел доходчиво объяснить ей азы ремесла, которым сроду не занимался. Я спрашивал себя, смогу ли сделать это с тем же блеском для любой профессии, и тут она сказала:
— Странно.
— Да, — кивнул я, не зная о чем она.
— Никогда бы не поверила, что родители-шведы могут назвать дочь Жюли.
Мой внутренний голос так и взвыл: «Вот видишь! Ты совсем не изменился с девяти лет! Ты все так же не умеешь хранить секреты! Ишь, расхвастался!» Тем не менее я выкрутился с молниеносной быстротой:
— Ничего удивительного, мои родители были франкофилами.
— Но вас они назвали Олафом.
— Они были также и патриотами. Я поставлю разогреть вчерашнее блюдо. Вот увидите, сегодня будет еще вкуснее.
Пока закипала вода для макарон, я помешивал соус на маленьком огне. Бисквит, покончивший с ужином, куда-то скрылся. Сигрид накрыла стол в кухне. Я разложил фрикассе по тарелкам.
— Вы не находите, что мясо стало нежнее, пропитавшись вкусом грибов?
— Да, — вежливо кивнула она без особого энтузиазма.
Меня это начинало раздражать, и я не смог сдержаться:
— Почему женщины в большинстве своем считают, что мало есть — это очаровательно?
— Почему мужчины в большинстве своем считают, что цель женщин — их очаровать?
Что ж, поделом мне. Я от души рассмеялся.
— Не насилуйте себя, вы не обязаны. Я доем из вашей тарелки, если вас это не шокирует.
— А кто вам сказал, что в ней что-то останется?
— Интуиция.
Осталось действительно много. Сигрид протянула мне свою тарелку, и я, не чинясь, доел.
— Вы не хотите поехать завтра со мной? — спросила она.
— Вам нужен мужчина, чтобы нести пакеты?
— Я иду в музей.
Я чуть было не ляпнул «Зачем?». Потом вспомнил о своей телефонной миссии и ответил:
— Увы, это невозможно.
— Жаль, мне бы так хотелось, чтобы вы пошли со мной.
— Почему?
— В музеях интереснее в обществе умного человека.
— Очень любезно с вашей стороны. Но вы ничего не потеряете. Я в музеях никогда не говорю ни слова.
В сущности, я не солгал, потому что не ходил туда вообще.
— А вы часто бываете в музеях?
— Да. Жить рядом со столицей и не ходить в музеи было бы так же нелепо, как владеть ранчо и не ездить верхом. Вы не находите?
— Я и не помню, когда в последний раз был в музее.
— Разве можно сравнивать? Не мне вам объяснять, какую жизнь вы ведете. А я — бездельница. Для таких людей и созданы музеи.
— В какой же музей вы собираетесь?
— В Музей современного искусства и соседний с ним Токийский дворец.
К стыду своему, я вздохнул с облегчением: только этого мне не хватало.
Перед тем как уйти к себе, она спросила, доволен ли я утренними круассанами. Я решил — уж если быть грубияном, то по полной программе.
— Я предпочитаю булочки с изюмом.
— Хорошо, — кивнула она, не моргнув глазом, и скрылась в своей комнате.
___
Я спал без задних ног, сам себе удивляясь. Как такое возможно? Я выспался в прошлую ночь и в позапрошлую, вставал поздно, не сказать чтобы особо надрывался днем, — казалось бы, как минимум бессонница гарантирована. В мою бытность у себя — чуть было не сказал: в себе, — я свыкся с ней как с родной. Здесь, на вилле в Версале, я познал сон праведника, хоть и не имел причин считать себя таковым.
Я долго лежал в постели, смакуя немыслимо сладостное чувство полного, глубинного отдыха. Душ смыл с моего тела миазмы затянувшейся ночи. Я набросил халат, уже подозревая, что он станет моей формой одежды надолго.
В кухне меня ждал пакет булочек с изюмом. Я довольно рассмеялся, как ребенок, которому потакают во всех капризах. Моя радость не была бы полной, не будь на столе записочки от Сигрид: за исключением одной фразы («Надеюсь, эта выпечка придется вам по вкусу») она слово в слово повторяла вчерашнюю, но была — я оценил это — свежей, утренней, как и завтрак.
20 
