очень нудно 
98 
Со стороны – очень эффектно. Намного интереснее, чем изнутри. А уж насколько веселее, чем оказаться по внешнюю сторону щитов…
Минут через пять всё закончилось. Мы победили.
Свартхёвди медленно осел на залитую кровищей палубу, а мгновением раньше последний воин Аллаха уронил на нее же саблю и задрал лапки кверху.
Сдались, впрочем, немногие. Если норман, погибший в битве, попадает прямиком в Валхаллу, то мусульманам тоже в этом смысле неплохо. Раз – и в рай. К безлимитному щербету и гуриям.
Засим принялись считать раны и убытки. Да уж, всё как в народной пословице: пили, ели, веселились; подсчитали – прослезились.
В этой драке мы потеряли одиннадцать человек. И вчетверо больше было ранено. Для не слишком эффективных в рукопашной арабов – прекрасный результат. Я в очередной раз убедился, что храбрость – такое же оружие, как хороший клинок.
Из команды Ове Толстого уцелело семнадцать бойцов. Да и то потому, что арабы рассматривали пленников как добычу. Семнадцать – это намного больше, чем никого, но всё равно очень грустно, потому что оставшихся явно не хватало на два корабля. Даже с поправкой на хорошую погоду и в надежде на то, что на нас никто больше не нападет.
И тут я вспомнил о рабах-гребцах. И напомнил о них ярлу.
Хрёрек сначала отнесся к идее скептически… Но она оказалась не такой уж плохой.
Только на той галере, что пострадала от бокового удара, обнаружилось целых тринадцать пригодных к делу: четверо англичан (одного из них я одарил ключами), трое греков-византийцев и пятеро разноплеменных вояк. Причем один из них оказался чистокровным арабом, осужденным на галеры за «антигосударственную деятельность» или типа того.
Еще десяток мы «подняли» на второй галере. Это было уже кое-что. Хрёрек побеседовал с каждым (англичане выступили в качестве переводчиков) и принял всех на «испытательный срок». В одном можно было не сомневаться: грести эти парни умеют.
Разбитую галеру (строительный материал для ремонта) кое-как, лишь бы держалась на плаву, подлатали и пристроили на буксир к целой, на скамьи которой усадили пленных арабов. В вящей радости бывших галерников, тут же завладевших плетками.
А вожделенный берег, как выяснилось, оказался всего в миле от нас.
Да, о трофеях. Их было немного. Но я ими был вполне удовлетворен. Мне достался роскошный арабский панцирь элитной работы и арабская же сабля, в отменном качестве которой я уже успел убедиться. На саблю никто особенно не претендовал, а вот за панцирь пришлось пободаться. То, что я завалил двух панцироносцев, не имело значения. Добыча всё равно делилась на всех.
Но я вновь вспомнил о своем праве на подарок, обещанный мне ярлом в награду за убитого Торсона. И в очередной раз сообщил об этом Хрёреку. Ярл подумал немного – и я получил свой доспех. Причем – опять на халяву. Ярл заявил, что это не доля, а мой приз за убитых стрелков. Половина наших потерь – от них, сказал Хрёрек. Если бы не я, было бы больше. Народ поворчал, но согласился. Отчасти еще и потому, что трофейные кольчуги были мягко говоря среднего размера, а не скандинавского XXL.
Однако моя пришлась впору, так что свою бронь, тоже недешевую, я от щедрот подарил Скиди. А он мне – взятую с моей подачи саблю. Так и разобрались.
Теперь о галерниках. Англичанин, которому я отдал ключи от цепей, звался Дикон из Йоркшира. Досталось парню по жизни неслабо. Вместе с двенадцатью соотечественниками он пал жертвой свейских пиратов и был продан византийцам. Там всю компанию купил некий константинопольский купец – и усадил на корабельную цепь. Два года англичане гребли на византийцев.
Потом корабль захватили арабы, но участь пленников не изменилась. Еще три года (к этому времени их осталось только четверо – самых крепких) англичане впахивали на сарацин, а потом появились мы.
Всех освобожденных «галерников» приняли, как уже сказано, на испытательный срок. Проверка показала – большая часть ребят умеет пользоваться боевым железом весьма средне. Но Дикон и еще один англичанин – Уилл, оказались отличными стрелками из лука, двое из византийцев очень недурно рубились, а незаконопослушный мусульманин Юсуф вообще оказался местным «рыцарем» – сыном какого-то шейха, неудачно восставшего против начальства.
Вертеть весло, естественно, умели все освобожденные. Правда, разговаривать с ними было пока затруднительно: датского не знал никто. Словенского – тоже. Так что общались по сложной схеме: я с англичанами – по-английски (благодаря моей рабыне-англичанке, я неплохо болтал на его средневековом диалекте), а уж англичане – с остальными – по-арабски или по-гречески.
98 
