– Я пересказал тебе только то, что увидел, – пожал плечами Тейт. – Может, это всё чудовищное совпадение. Может, эта партия кордолина была особенно сильной. А может, дама и без того злоупотребляла какими-нибудь опасными средствами… Кто знает? Если ты не хочешь верить мне на слово или у тебя есть какие-то конкретные подозрения, всегда ведь можно организовать расследование.
– Нет, расследования не будет. Слишком опасно, – сказал Келагни, и это было именно то, что хотел услышать Тейт. – Если в колонию просочиться информация об этом, могут начаться волнения. Нельзя допускать, чтобы горожане могли подумать, будто кто-то осмелился лишить жизни их правителя.
– Слишком отдает свободомыслием? – усмехнулся Тейт.
– Ты сам прекрасно знаешь, что есть определенный порядок, и его нужно соблюдать, – Несмотря на спокойный тон, Келгани выглядел уязвленным. – Спасибо, что помог в разрешении этого дела, Тейт.
– Мое сердце отдано ажсулату, – сказал Тейт, следуя правилам этикета. – Я здесь больше не нужен?
– Вообще-то, я хочу поговорить с тобой еще кое о чем.
– Внимательно тебя слушаю.
– Ты же понимаешь, что означает смерть Уочита?
– Она означает большую потерю для общества.
– Да-да, безусловно, – смутился Келгани, что вызвало улыбку Тейта. – Но не только это. Без Уочита мы теряем привычную систему правления, и это сейчас, когда дикари набираются сил! Ты слышал, они отстроили город? Скоро земляне окрепнут настолько, что могут попытаться нас истребить. Грядет большая война. Недопустимо, чтобы в таких условиях Келгани получил возможность беспрепятственно гнуть свою линию. Для поддержания равновесия нужен третий. Увы, я вынужден признать, что один с ним не справлюсь. Кажется, с каждым годом Кинбакаб становится всё более безумным.
– Я уверен, вы найдете подходящую кандидатуру, – сказал Тейт.
– Я уже её нашел. Хочу, чтобы ты стал третьим, – Келгани сделал паузу, дав Тейту возможность обдумать сказанное, но, не получив ответа, продолжил. – Ты с нами уже шестнадцать лет, знаешь всё изнутри, и твои мудрые советы всегда помогали нам принимать правильные решения. Я ведь могу рассчитывать на твою поддержку?
– Это большая ответственность, – ответил Тейт, изо всех сил стараясь спрятать довольную улыбку. – К тому же, я не аж-сул.
– Это дело поправимое. Уже завтра к вечеру ты получишь это звание.
Тейт подошел к окну, слегка отдернув занавеску, выглянул наружу. Солнце уже давно взошло, и всё вокруг стало выглядеть обыденным. Здесь больше не было убийцы, его жертв и обеспокоенного правителя – всего лишь двое странников, заключающих сделку. Всё шло как по плану, Келгани был в отчаянии. Поэтому Тейт позволил себе немного поиграть и заодно выяснить, насколько ………………………….. Наконец, он обернулся к аж-сулу и сказал:
– Что по этому поводу думает Кинбакаб?
– Он еще не знает, – ответил Келгани. – Нельзя, чтобы он успел подготовиться. Ясное дело, он захочет предложить на эту должность кого-нибудь из своих приближенных. Поэтому мы должны действовать быстро. Поставить его перед фактом, убедить, разгромить его аргументы. Поэтому я должен быть уверен, что ты даешь свое согласие, и я не окажусь в дураках.
– Я должен всё обдумать. Это слишком сложное и важное решение. Быть советником – это одно, но отдавать приказы – совсем другое дело. Я к такому не привык.
– Нет времени на размышления. Считай, что это твой долг перед всей земной колонией.
От нервов Келгани начал выходить из себя, и Тейт решил, что изобразил уже достаточно удивления и сомнений.
– Хорошо, я согласен. Приму на себя это бремя ради общего блага, ради всех нас.
К тому времени, когда Кинбакаб, сидя в своем кабинете, стал произносить траурную речь, которую динамики разносили по всему Кинчену, горожане уже обсудили друг с другом все детали случившегося и снабдили историю леденящими душами подробностями. В официальном изложении все эти подробности предусмотрительно замалчивались – гораздо больше внимания было уделено не фактам, но смакованию чувства утраты. Голос Кинбакаба вползал в микрофон и выползал из динамиков, установленных на каждой улице. Металлически зазубренный, он был будто произведен не ртом, а самими колонками. Благодаря этому голосу цвета металла смерть правителя больше не выглядела личной трагедией для жителей Кинчена, она превратилась в некий свершившийся факт, отделенный и отдаленный от повседневности.