71 
«Спокойней, Данила! – приказал себе Жилов. – Ты не должен позволить себя убить!»
Дыра в стене достигла полуметра в поперечнике. За ней была плотная бархатная темнота. К резкому запаху озона прибавился щекочущий ноздри запах пыли. Слух Жилова уловил очень тихий и очень высокий звук, похожий на писк москита.
…Веерховен потер рукой челюсть: у него заныли зубы. Экран монитора выдавал безумные цветные полосы, словно компьютер сошел с ума…
Края отверстия начали загибаться наружу, будто тающий воск под напором воздушной струи. А между краями висела тьма. Абсолютно черная, плотная, как ткань, полностью поглощающая любой свет.
…М'Танна хотел бы бежать, но не мог. Ноги не слушались. Он слышал частый звонкий цокот, но не мог сообразить, что стучат его собственные зубы. Струйка слюны стекла по подбородку М'Танны, капнула на колено.
«Пожалуйста! – молился он. – Пожалуйста! Я такой молодой! Я так хочу жить! Не нужно убивать меня! Пожалуйста!..»
Завеса тьмы разошлась от центра лепестками, как диафрагма фотоаппарата. Стройная фигура античного бога возникла в неровном овале.
Бог улыбался.
Автомат выпал из руки Таррарафе, лязгнул о ступеньку и повис, зацепившись ремнем.
Рука Веерховена вынырнула из ящика стола. Отработанным движением он навел парабеллум на точку между смеющимися глазами и нажал на спуск. Раздался сухой щелчок. Осечка.
Обхватив пистолетную рукоять для твердости второй рукой, краем сознания удивляясь наглому бесстрашию желтого красавца, Рихард еще раз плавно надавил на спуск. И снова – сухой стук бойка.
– Он не выстрелит, – мягко произнес Анк, глядя в глаза лейтенанта.
Золотокожий бог сделал шаг к Веерховену, но на пути его вдруг оказался Жилов.
– Носорог! – простонал Таррарафе.
Жилов добродушно улыбнулся. Его светлые глаза спокойно встретились с золотистыми глазами сына Древней.
– Почему? – спросил он с любопытством. – Почему не выстрелит?
– Я изменил суть пороха, – бархатным голосом сообщил Анк.
Сын Древней разглядывал морщинистое, похожее на печеный картофель лицо Жилова с таким интересом, будто видел впервые. Они были почти одного роста: юный золотокожий бог и Данила Жилов.
– Не люблю, когда стреляют, – сказал сын Древней. – На моем острове больше не будут стрелять. Пока…
Жилов прекрасно уловил двусмысленность сказанного.
«Следи за дыханием!» – приказал он сам себе.
Этому приему научил его когда-то полковник Саянов. А угадывать недосказанное Жилова научила жизнь.
Пока – только на острове.
Вот что имел в виду Анк.
Сын Древней получал огромное удовольствие, наблюдая за Данилой. Он видел, как Жилов искусно управляет своим настроением и пытается протянуть нить своего сознания за мыслью Того-Кто-Пришел. Поистине, чем больше он узнает Детей Дыма, тем больше находит в них занимательного. И нелепое желание Госпожи уничтожить их всех показалось Тому-Кто-Пришел неинтересным. Воистину мир потеряет, полностью лишившись этих любопытных существ. А их дар творить отражения Истины… Разве это не забавно? Проблема только в том, что Детей Дыма слишком много. Но это поправимо.
«Какой красавчик», – подумал Жилов не без восхищения.
Данила не знал никого красивее, чем Анк. И никого – опаснее.
Анк поднес к губам свирель. И подумал о том, что в будущем ему будет не хватать и этого прикосновения теплого бамбука и ощущения переливающейся силы. Перестав быть необходимой, его чудесная свирель потеряет половину прелести. Конечно, он и тогда не расстанется с ней, но то будет совсем другая песнь.
Стальная плита со скрежетом поползла в сторону.
Примерно через три секунды после начала ее движения раздался глухой удар. Это лопнула, не выдержав напряжения, цепь запорного механизма. А крышка люка продолжала двигаться, пока полностью не ушла в паз.
Веерховен, как завороженный, глядел на открывающийся люк. В правой руке у него был бесполезный пистолет, а левая судорожно сжималась и разжималась.
«Он отомстит!» – думал Рихард.
Веерховен не осознавал всей чудовищной разницы между собой и сыном Древней.
М'Танна не мог оторвать глаз от прекрасного лица бога. Он полюбил его. Полюбил мгновенно и со всей неистовостью юности. Он недостоин пыли на этих прекрасных стопах!
«Возьми мою жизнь, если хочешь! – мысленно взывал он. – Что мне жизнь, если ты меня отвергнешь!»
71 
