очень нудно 
68 
— Почему же он говорил о деньгах не со мной, а с тобой? — удивленно спрашивал Лешка.
— Увидел делового человека, с которым можно сварить супчик, — достойно отвечал Гриша.
— Но речь-то шла обо мне! Зачем нужно было выставлять меня в коридор? — не понимал Лешка.
— Ну, ты — фрайер, Леха! Ты же свидетель!.. На кой черт ему в его же кабинете лишний глаз и лишнее ухо, когда речь идет о капусте?! А от меня одного можно всегда отпереться. Послать в жопу... Сказать, что я — шантажист, психопат!.. Что хочешь! Элементарно... Кто я? Что я? Беглый грек с-под Одессы. Кому лучше поверят?..
— Десять тысяч... С ума сойти! Нереально! — Лешка доел, вытер руки бумажной салфеткой.
Гриша утерся рукавом куртки, сказал:
— Отольем на дорожку?
Прошли в мужской туалет. Сделали свои дела в белоснежные большие писсуары.
А рядом — у крайнего, низко расположенного небольшого детского писсуара спокойно «отливал» маленький НЕ ВИДИМЫЙ никем Ангел.
Вид детского писсуара восхитил Гришу:
— Гляди, Леха! Во — культура!.. Они даже мальчиковый размер для маленьких пацанчиков сообразили! Ну, фрицы, мать их за ногу!..
... Вышли из туалета и пошли к своей машине.
На их пути была площадка, где продавались разные подержанные автомобили. Машины выглядели как новенькие.
Гриша остановился рядом, сказал Лешке:
— Пожалуй, выберу себе «фольксваген».
— Собираешься покупать машину? — спросил Лешка.
— Нет, конечно. Откуда у меня деньги?
— Тогда почему бы тебе не выбрать «ягуар»? — спросил Лешка.
И сзади них, прикрывая рот ладошкой, захихикал Ангел.
Лешка и Гриша удивленно обернулись, но НИКОГО не увидели...
* * *
... В полной темноте, опустившейся на автобан, среди десятков и сотен автомобильных фар бежала усталая «мазда»...
ВЕЧЕР. КАФЕ «ОКОЛИЦА ФРЕНКЕЛЯ»
Народу в кафе не было.
За одним столиком, у самой стойки бара, сидел Лешка. Пил чай с лимоном, ел горячий бутерброд.
Фрау Френкель мыла пивные стаканы, а сам Френкель протирал их несвежим полотенцем.
— А куда ты дел Гришу? — спросила у Лешки фрау Френкель.
— Он привез меня к вам и поехал отдавать машину. Вот-вот появится...
— Я так и не понял, — сказал Френкель, — почему этот посольский тип дал вам всего пять дней?
— Вообще-то он разговаривал с Гришкой... Но, как потом я выяснил уже по дороге, этот тип в воскресенье улетает в Москву, в отпуск...
Распахнулась дверь кафе, и появился Гриша Гаврилиди.
Еще не переступив порога, он тут же заорал:
— Нема! Дай десять тысяч! Через год отдам с хорошими процентами!..
— Мишугинэ... — Нема грустно просмотрел стакан на свет. — Тебе перевести на греческий?
— Не надо. Я ж грек, но с-под Одессы.
Фрау Френкель принесла Грише тарелку с горячим бутербродом и чай.
— Ну, уже садись, садись, я тебе говорю, — сказала фрау Френкель.
— Нема! — заорал Гриша. — А в счет взаимных расчетов сто грамм можно налить?
— Босяк... — сказал Френкель и повернулся к жене: — Налей ему и запиши за ним.
— У тебя же еще до черта Лориных денег... — прошептал Лешка. — На кой тебе долги на запись?
— Лорины деньги — это Лорины деньги. И тратить их на свою поддачу я не имею права, — тихо ответил ему Гриша.
— Слушай, Гаврилиди, я уже пытался выяснить у Леши: почему вам так мало дали времени, чтобы собрать эти деньги? Эти паршивые десять тысяч? Но я так и не понял... — сказал Френкель Грише.
— Потому, что этот посольский хрен моржовый в воскресенье улетает в отпуск, в Москву. И эти десять штук для него — как бы подъемные и отпускные.
— Он так и сказал? — спросила фрау Френкель, ставя перед Гришей сто граммов водки в крохотном графинчике.
— Он сказал про воскресенье, про Москву, про отпуск и про десять тысяч. Остальное было нетрудно додумать...
Гриша вылил из графинчика всю водку в стакан, залпом выпил ее и снова попросил у Френкеля:
— Дай на один год десять тысяч, Немка! Расписку напишу...
— Псих... — печально констатировал Френкель. — Чего же ты не попросил у меня раньше, когда я заведовал закрытой столовой при мариупольском горисполкоме?
— А ты бы дал?
— Честно? Вряд ли.
— А тогда было? — спросил Гриша.
— О чем ты говоришь?! — трагически воскликнул Френкель.
— Так на кой хрен тебе нужна была эта эмиграция?
— Я знаю?.. — вздохнул Нема Френкель.
А фрау Френкель, споласкивая посуду в тазу, тихо заплакала.
68 
