27 
– Мы вполне готовы выходить одного больного, но нам было бы затруднительно лечить сразу двух.
– Я не доставлю вам… затруднений, ваша светлость, – сказала княжна.
– Почему вы так уверены? – спросил герцог. – Если человек ослаб от недостаточного питания и при этом не хочет тепло одеваться, то он легко может получить пневмонию. Я хочу лишь заметить, ваша светлость, что, поскольку моим слугам теперь приходится обслуживать больше гостей, то я предпочел бы видеть вас в добром здравии.
Он понимал, что княжна удивится его тону, но все-таки надеялся, что у нее не останется иного выхода, как согласиться с его здравыми доводами и поневоле уступить ему.
Однако он и тут придумал лазейку, чтобы не задеть ее гордость, когда она примет его предложение, и сказал:
– Пожалуй, в какой-то мере я могу понять ваше нежелание принять даже самую малую услугу от тех, кого вы считаете вашими врагами, но я мог бы помочь вам решить эту проблему.
Она была в замешательстве от его слов, но не стала ему возражать, и герцог продолжил:
– Женщины-служанки являются обычно помехой на яхте и более подвержены морской болезни, чем мужчины, поэтому ни леди Чатхэм, ни леди Рэдсток не взяли с собой камеристок.
Он увидел огонек, промелькнувший в глазах княжны, и досказал:
– Уже несколько недель, как мы покинули Англию, и, наверное, немало вещей в их гардеробе требуется починить, привести в порядок. Так вот я подумал, может быть, взамен на пальто и шарф леди Рэдсток вы смогли бы заняться починкой ее одежды, не отходя от постели вашего отца.
Наступило молчание. Наконец княжна сказала:
– Я не могу понять, ваша светлость, почему вы так… заботитесь… обо мне.
– Нравится вам это или нет, но вы, ваша светлость, являетесь моей гостьей, – сказал герцог, – а поскольку я люблю безупречность во всем, то хочу, чтобы в моем хозяйстве все шло гладко. Я уже сказал, что ваша болезнь могла бы доставить нам немало хлопот…
– Я не хочу причинять вам… беспокойства, но я не могу…
Она запнулась, и герцог договорил за нее:
– ..Принять милосердие от англичан.
– Я не говорила… этого! – быстро воскликнула она.
– Но вы об этом подумали.
– Как вы можете… знать, что я… думаю?
– Прежде всего, у вас очень выразительные глаза, – ответил герцог, – а потом, хотя я и не могу этого объяснить, но чувствую, что вы, вопреки своей воле, рады комфорту моей яхты, хотя и негодуете на меня, ее хозяина.
Княжна была поражена его проницательностью.
Он же понял, что раскусил ее до конца и задел за живое, и был удивлен, что ему это удалось.
Взяв себя в руки, она горячо произнесла:
– Я не буду попрошайничать. Мы обходились без этого все семь лет.
– Леди Рэдсток говорила мне, что вы зарабатывали себе на хлеб, – сказал герцог, – но пользоваться моим гостеприимством не то же самое, что брать хлеб у тех, кто, возможно, сам в нем нуждается.
Княжна не отвечала, и он догадывался, что ее наверняка не покидала мысль об ответственности англичан за смерть императора и его семьи.
– Никто из нас не может вернуть прошлого, – поспешил сказать он, – мы также не в силах изменить то, что уже произошло, но будущее – в наших руках.
По тому, как изменилось выражение ее лица, он понял, что она видит будущее таким же беспросветным, как и прошлое.
Она знала, что приезд в Египет с больным отцом и без денег снова обречет их на лишения и неуверенность в будущем. Единственное, что изменится, это то, что не будет больше постоянного ощущения опасности быть захваченными и убитыми большевиками.
Герцог хотел заверить ее, что позаботится, чтобы это будущее не представлялось ей столь пугающим, но он знал, что она сразу же станет возражать.
– Я хотел бы посоветовать вам, – сказал он, – хотя бы ненадолго позабыть ваши тревоги о будущем и сосредоточиться только на настоящем. Постарайтесь радоваться каждому дню, каждому часу и хотя бы на время заключите перемирие между собой и англичанами. Вряд ли вам под силу победить целую нацию в одиночку.
– Вы смеетесь надо мной? – резко сказала княжна.
– Отнюдь, я понимаю ваши чувства и думаю, что на вашем месте я испытывал бы то же самое.
Его голос посуровел, когда он продолжил:
– Понятно, что вы негодуете от того, что ваши кузины и ваш двоюродный брат были убиты таким жестоким, зверским образом, в, то время как, получив убежище в Англии, они были бы живы сейчас!
Ему показалось, что она удивилась его откровенности, но продолжил:
27 
