33 
Она стояла спиной к нему, не сводя взгляда с зеленой вспененной волны за кормой яхты, которая оставляла белый след на спокойной глади моря.
В воздухе еще витал таинственный ночной туман, постепенно рассеиваемый лучами солнца, а в полупрозрачном небе уже таяли последние звезды.
Княжна была в теплом пальто Нэнси с голубым шифоновым легким шарфом.
Она глядела вдаль с высоко поднятой головой, и герцог, кажется, читал ее мысли. Княжна наверняка думала о России, не о той, в которой испытала столько несчастий и лишений в последние годы, а о России, которую знала еще девочкой, с ее прекрасными богатыми дворцами.
Это была Россия доброты и любви в императорской семье, покоя и роскоши, так глубоко укоренившихся в ее жизнь, и она сумела сполна ощутить счастье только после того, как у нее все это отняли.
Герцог чувствовал все это так, будто княжна сама ему обо всем рассказывала.
Она ощутила его присутствие, хотя он не издал ни звука, и, обернувшись, увидела, как он смотрит на нее, Они разглядывали друг друга, а затем герцог не торопясь приблизился к ней и встал рядом.
– Вы вспоминали о своем доме? – спросил он так, будто продолжал начатую беседу.
Она не стала притворяться, что не понимает его.
– Я отдаляюсь от него все дальше и дальше.
– Его там больше нет, – сказал он, – и не стоит оборачиваться в прошлое.
– У меня теперь нет ничего, чем я могла бы… заменить его, – ответила она.
Она говорила правду, и ей нечего было возразить.
Они помолчали, и он сказал:
– Воспоминания – удел старых людей, у вас же – целая книга с чистыми страницами, которые предстоит заполнить.
Ему показалось, что на губах княжны мелькнула легкая улыбка, когда она ответила:
– Если бы мы могли распоряжаться своей судьбой (а нам, конечно, этого не дано), то как бы мы воспользовались такой возможностью? Увы, нам приходится лишь повторять вслед за Омаром Хайямом:
Рука, явившись в небесах,
Перстом судьбу нам начертила;
И не вернуть ее назад,
Чтобы хоть строчку изменила.
Герцог рассмеялся.
– Я не верю в это, – сказал он, – и мне ближе другие строки:
Не знаем, что ждет нас – рай или ад вечный;
Зато знаем точно, что жизнь быстротечна.
Княжна наконец улыбнулась по-настоящему.
– Интересно, кто теперь читает мою книгу Омара Хайяма? – сказала она. – Я любила ее и рисовала маленькие картинки на ее полях.
– Если вы любите поэзию, то в моей библиотеке вы найдете немало стихов.
– Да, я знаю, – , ответила она, – и это удивило меня.
Она сказала это не подумав. Спохватившись, что допустила бестактность, сама того не желая, она быстро добавила:
– Извините. Я не должна была так говорить.
– Мне хотелось бы, чтобы вы говорили искренне, – ответил герцог. – Я догадываюсь, что вы скорее всего ожидали найти в моей библиотеке современные романы и спортивные хроники.
Она удивленно и пытливо взглянула на герцога и впервые подумала, а может, он вовсе не такой, каким она его представляла.
Он спокойно сказал ей:
– Теперь вы хотите прислушаться к своей интуиции, которая так свойственна всем русским.
Он будто вспугнул княжну, она резко парировала:
– Почему вы говорите… так? И почему вы хотите показать, что… читаете… мои мысли?
– Я могу читать их.
– Тогда, пожалуйста… не делайте этого.
Она вновь отвернулась и стала всматриваться в горизонт, и он знал, что теперь она думает не о России, а о нем.
– Мне кажется, вы согласитесь, – сказал он, – что в нас много общего и мы могли бы говорить о многом, интересном для нас обоих. Помните, как хорошо сказано у Омара Хайяма? – Она не отвечала, и он прочитал на память:
Ты – словно дверь, к которой нет ключа,
Завеса, за которую не взглянешь;
Давай поговорим хотя б о мелочах,
И для меня понятнее ты станешь.
Наступила пауза.
– Отец ждет меня, – произнесла наконец княжна. – Я должна идти.
Не взглянув на герцога, она ушла, и он не пытался задержать ее.
Он облокотился о поручень и размышлял об их разговоре, который казался таким необычным особенно для молодой леди.
Он чувствовал, что все-таки после беседы в каждом из них сохранилось что-то недосказанное.
Более того, герцог был твердо убежден, что княжну тоже яе покидало ощущение какой-то недоговоренности между ними.
Княжна по-прежнему оставалась неуловимой.
– Будь я проклят! – воскликнул он. – Почему она не может хотя бы проявить благодарность, как остальные?
33 
