– Нет.
Они помолчали.
Она вытерла губы тыльной стороной ладони и пожаловалась:
– Какой противный вкус у этого лекарства!
У Колина стало тяжело на сердце.
– Это не страшно. Главное, чтобы оно пошло тебе на пользу, – торопливо произнес он.
Вскоре голова ее опустилась на подушку, а веки сомкнулись. Порошок Мины подействовал очень быстро.
Выждав еще несколько минут, Колин надел брюки и рубаху и подошел к бюро. Ключ от шкатулки отыскался легко, он был вложен в книгу стихов, лежавшую на бюро, – подобно большинству людей Анабелла не отличалась фантазией в выборе тайников.
Он оглянулся – Анабелла спала, тихо посапывая – и открыл шкатулку. Внутри лежали обычные женские безделушки: засушенные цветы, тонкая серебряная цепочка, несколько маленьких колечек, брошь в виде лебедя и еще свернутый в трубку листок бумаги со сломанной сургучной печатью, перевязанный помятой ленточкой.
Колин осторожно развязал ленточку и развернул листок, исписанный угловатым почерком. На нем было какое-то странное стихотворение с подписью «Серебряный лебедь».
Он быстро еще раз перечитал текст – это явно было шифрованное послание. Судя по пожелтевшей бумаге, написано оно было довольно давно – возможно, в те времена, когда Уолчестер занимался шпионажем среди сторонников Кромвеля в пользу роялистов.
Сердце Колина болезненно сжалось. Анабелла все-таки солгала ему, заявив, что не знает, откуда взялось ее театральное прозвище «Серебряный Лебедь». Опасения Уолчестера подтвердились. Анабелле было известно о политической деятельности Уолчестера, но она об этом даже не обмолвилась.
Как он, опытный в таких делах человек, позволил себя одурачить жалобными сказками?
– Лживая актриска, – прошептал он, повернувшись к постели. Ее невинное личико, удивительно длинные и густые ресницы, небрежно ниспадающие на плечи локоны еще более разъярили его. Неужели эта очаровательная кукла могла лишить его разума?
Была ли в ее рассказе о злом отчиме и поисках настоящего отца хоть капля правды? С другой стороны, Анабелла хранила перстень с гербом Уолчестера и по возрасту вполне могла быть его дочерью.
У Колина голова шла кругом от бесконечных вопросов, на которые он не мог найти ответа. Только одно не вызывало сомнения – кто-то немилосердно истязал ее.
Он еще раз перечитал стихотворение и без особого труда запомнил текст. Ему неоднократно приходилось запечатлевать в памяти достаточное количество шифровок во времена, когда он выполнял особо секретные поручения короля. Затем аккуратно свернул листок и убрал его в шкатулку, не забыв положить ключ на прежнее место.
Колин оделся, взял с прикроватного столика перстень и бросил прощальный взгляд на Анабеллу, которая спала ангельским сном.
Сбегая по лестнице, он подумал, что Уолчестеру, как бы он ни сопротивлялся, придется ответить на все его вопросы.
* * *
Не пытаясь скрыть дурного расположения духа, Колин покосился на графа Уолчестера, остановившегося на пороге собственной гостиной. Граф, разбуженный среди ночи, не успел полностью застегнуть жилет и как следует заправить рубаху в помятые брюки.
– Время довольно позднее, – недовольно прорычал он, почесывая лысину. – Надеюсь, у вас есть достаточно весомый повод, чтобы вытаскивать старика из теплой постели?
– Повод есть. Скажите, вам знакома эта вещь? – Колин протянул хозяину дома перстень.
Уолчестер вздрогнул и раздраженно спросил:
– Откуда вы это взяли?
– Это ваш перстень?
– Понятное дело, мой. Неужто вы не разглядели герба? Так откуда он у вас?
Колин пристально посмотрел на графа и тихо ответил:
– От одной актрисы. Ее зовут Анабелла Мейнард.
Колин особенно не задумывался, как отнесется граф к его словам, но такого он никак не мог предположить: Уолчестер, изумленно выпучив глаза, буквально рухнул в близстоящее кресло.
– Где она его раздобыла? – с трудом выговорил он. – Ну же, молодой человек, отвечайте.
– Его дала ей мать, сказав, что этот перстень принадлежит ее родному отцу.
На Уолчестера было страшно смотреть – он весь сморщился и, смертельно побледнев, едва ворочая языком, прошептал:
– Откуда… откуда родом эта актриса? Вы… надеюсь, выяснили?
– Нет, знаю только, что откуда-то из Нортгемптоншира.
– Норвуд, – выдохнул граф. – Это невозможно. Не могу в это поверить.
– Что невозможно? – безмятежно поинтересовался Колин. – Вы не верите, что она ваша дочь?