52 
В начале августа Фелисьен привел Рене в заднюю комнату маленького кафе в Деши, где их уже ждали девять парней, с большинством из которых Рене был знаком.
«Мой старший брат — Рене...» — представил его тогда Фелисьен, и по тому, как все подходили к нему и пожимали ему руку, Рене понял, что в этой компании его младший брат, этот смешливый поросенок Фелисьен, пользуется непререкаемым авторитетом. Почти всем было по двадцать лет, и только Рене было тогда немногим больше. В тот вечер этот маленький союз студентов и молодых учителей, возглавляемый Фелисьеном Жоли, поклялся бороться с оккупантами.
Уже на следующий день жители Фенана увидели на мачте высоковольтной линии огромное красное полотнище с надписью: «Мужество и вера». До сих пор в памяти Рене кошмар того ночного карабканья по этой чертовой мачте — над головой напряжение и зловеще гудят шесть тысяч вольт, огромные керамические изоляторы в ореоле жуткого фиолетового свечения, внизу черная бездонная пропасть, а сверху — хриплый шепот Фелисьена: «За мной, старина!.. Еще совсем немного...»
Они взрывали немецкие эшелоны и электростанции. Они убивали гитлеровских солдат, они боролись с оккупантами всеми возможными и невозможными средствами и платили за это собственными жизнями. Коллаборационистские газеты «Франс о травай», «Уэст-Эклер», «Журналь де Руан» ежедневно со сладострастием сообщали о приговорах немецких военных трибуналов, смертных казнях.
Но появилась и другая газета — «Франс д'абор» («Франция прежде всего»). Это она напечатала: «...для спасения нашей чести недостаточно просто сопротивляться. Нужно сражаться, чтобы спасти Францию. К оружию, граждане!»
Специальной полицией Валансьена был выслежен и арестован Фелисьен Жоли. Известный французский палач Ригаль, впоследствии назначенный шефом охранки департамента Нор, передал его гестапо, Фелисьена пытали. Он не сказал ни слова и был расстрелян в тюрьме Лосса.
В эти дни Рене Жоли со своей группой (он к тому времени был уже командиром отдельной группы франтиреров) готовил очередную акцию в районе Кавена под Лиллем. О гибели младшего брата он узнал из «Гранд эко дю Нор». С фальшивыми документами, не снимая пальца со спускового крючка «парабеллума», он добрался до своего городка и впервые за несколько месяцев открыл дверь родительского дома.
На своих привычных местах за столом сидели мадам и месье Жоли с каменными от горя лицами. На «гостевом» стуле, поставив локти на стол, опершись подбородком о побелевшие сцепленные пальцы рук, сидел пожилой аббат. Когда Рене вошел в столовую, отец почти спокойно представил его аббату:
— Наш старший сын — Рене... — Он произнес это с такими же интонациями, как сказал тогда Фелисьен: «Мой старший брат — Рене». Отец коротко взглянул на мадам Жоли и попросил аббата: — Пожалуйста, расскажите обо всем с самого начала. Для Рене. Простите, я не представил вас... Рене, это аббат Марко, капеллан тюрьмы в Лоссе.
Мадам Жоли зарыдала. Месье Жоли подал ей стакан воды с вином и крепко сжал ей руку. Мадам Жоли сделала два глотка и уронила голову на стол. И аббат Марко повторил свой рассказ.
Он был вызван в камеру Фелисьена Жоли за полчаса до приведения приговора в исполнение.
— Я позвал вас не для того, чтобы исповедоваться, а чтобы поговорить с французом, — сказал ему Фелисьен. — Моя смерть — естественная развязка. Мы боролись, чтобы другие могли победить...
Он просил аббата разыскать его родителей и передать им вот это письмо:
«Дорогие мои! Я умираю. Но есть нечто такое, что остается жить, это — моя мечта. Никогда она не казалась мне более светлой, величавой и близкой, чем в этот момент. Я кончаю свое письмо. Стрелки бегут, чуть больше трех часов отделяют меня от смерти. Будьте счастливы. Фелисьен».
— Боже мой, как страшно кончаются эти детские игры!.. — простонала мадам Жоли.
Ей никто не ответил. Только отец еще сильнее сжал ей руку. Но Рене подумал, что эти игры — сейчас самое главное! Быть может, детские, ребяческие, но смертельные игры, где сам выбираешь пути, партнеров и противников, так непохожие на настоящую войну — чудовищную, варварскую игру, где расположение сил, правила и цели с холодным равнодушием предписаны нам свыше... Наша война — это бунт тех, кто потерял себя в пучине предательств и нашел путь к утраченному братству. Бунт, в котором каждый выбирал себе дорогу и который вел нас к добровольным лишениям, к одному и тому же душевному подъему...
52 
