100 
— Ты не можешь отрицать, что она очень привлекательная женщина.
— Если не смотреть на шею, — не смогла удержаться Кэтрин.
— А что, чёрт побери, не так с её шеей?
— Она просто ненормальной длины.
Лео безуспешно попытался подавить смех.
— Я могу закрыть на это глаза. Потому что, если я на ней женюсь, я смогу сохранить Рэмси-Хаус и у нас уже будет ребенок. Удобно, а? Более того, мисс Дарвин пообещала мне, что я смогу волочиться за кем захочу, а она в свою очередь станет делать то же самое.
— А как же верность? — в ужасе спросила Кэтрин.
— Верность, это так passé[40] . Сегодня только ленивый не хочет регулярно соблазнять кого-нибудь новенького.
— Вы же говорили, что у вас не возникнет проблем с верностью!
— Да, но это было, когда мы обсуждали наш брак. А брак с мисс Дарвин — это совсем другое.
Они остановились у входа в комнаты Кэтрин. Она держала спящего хорька, пока Лео доставал ключ из её ридикюля. Он открыл ей дверь. Кэтрин старательно не смотрела на него.
— Можно мне войти? — спросил Лео.
— Нет.
Лео все равно вошёл и закрыл за ними дверь.
— Не смею вас задерживать, — мрачно проговорила Кэтрин, укладывая Доджера в корзинку, — уверена, у вас множество дел. Начать хотя бы с того, что надо изменить имя на специальном разрешении.
— Нет, разрешение выдано на твое имя. Если я женюсь на мисс Дарвин, мне придётся заплатить за новое.
— Надеюсь, что много, — ядовито сказала она.
— Очень, — Лео подошел к Кэтрин сзади и обнял, крепко прижав к себе. — Кроме этого, существует ещё одна проблема.
— И какая? — она пыталась вырваться.
Он коснулся губами мочки ее уха.
— Я хочу тебя,— прошептал он, — только тебя. Никого, кроме тебя.
Кэтрин замерла. И закрыла глаза, чтобы остановить внезапные слезы.
— Ты принял её предложение?
Лео нежно уткнулся носом во впадинку у неё за ухом.
— Конечно, нет, глупышка.
Она всхлипнула, облегченно и сердито одновременно.
— Тогда, зачем было намекать, что согласился?
— Потому что тебя необходимо подтолкнуть. Иначе ты будешь тянуть, пока я не одряхлею настолько, что тебе от меня уже не будет никакого проку.
Он подхватил Кэтрин и бросил на матрац. Очки слетели на сторону.
— Что ты делаешь? — Кэтрин возмущённо старалась подняться на локтях. Она запуталась в тяжелой массе собственных юбок с их влажными подолами и мокрыми оборками. — У меня платье намокло.
— Я помогу тебе его снять. — Его заботливый тон противоречил хитрому блеску глаз.
Кэтрин барахталась в слоях мокрой ткани и кружев, а Лео изумительно умело расстёгивал и развязывал на ней одежду. Можно было подумать, что у него не две руки, а больше. Он поворачивал её то в одну, то в другую сторону, его пальцы были повсюду. Не обращая внимания на протесты девушки, он снял с отстегивающегося лифа тяжелые юбки с загрубевшей муслиновой подкладкой и бросил их на пол. Ботинки полетели за кровать. Перевернув Кэтрин на живот, он начал работать над крючками щедро отороченного кружевами лифа.
— Прошу прощения, но я не просила, чтобы меня лущили, как кукурузный початок! — Она извернулась в попытке отбросить его руки. И взвизгнула, когда он нашёл концы завязок и потянул, распуская узлы.
С утробным смешком Лео сжал ногами её извивающееся тело и поцеловал в основание шеи. Кэтрин тут же почувствовала, как повсюду разливается жар и как начало покалывать кожу от прикосновения его чувственного рта.
— Ты целовал её? — выпалила она в подушки.
— Нет, любовь моя. Она меня совершенно не привлекает. — Лео слегка укусил её за шею, погладил нежную кожу языком, и Кэтрин застонала. Его рука скользнула ей в панталоны и сдавила попку. — Ни одна женщина в мире не может возбудить меня так, как ты. Но ты так чертовски упряма, так хорошо умеешь себя защищать. Я многое хочу тебе сказать... многое хочу с тобой сделать... И то, что ты ни для чего подобного не готова, скоро сведёт с ума нас обоих.
Он пробрался дальше между её бёдер, находя влажность, поглаживая нежными круговыми движениями. Она застонала и начала извиваться под ним. Её корсет всё ещё был крепко завязан, давление на талию, казалось, мешало ощущать, что происходит ниже, между бёдер. Какая-то часть её возмущалась, что её удерживают на месте и гладят, но тело откликалось беспомощными всплесками удовольствия.
100 
