113 
Кристофер наклонился и нежно поцеловал жену в губы.
— Нет. Как известно, от твердой поверхности пули отскакивают.
Она провела ладонью по щеке.
— А как прошел разговор с подполковником Фенвиком? Он тоже пытался тебя пристрелить?
Кристофер покачал головой:
— Нет, эта привилегия принадлежит друзьям.
Беатрикс улыбнулась и снова взглянула серьезно.
— Лейтенант Беннет вовсе не сумасшедший. Время и спокойная жизнь обязательно его вылечат.
— Надеюсь.
Она посмотрела в глаза.
— Винишь себя, да?
Он кивнул.
— Тогда я принял единственно верное решение, но, даже сознавая собственную правоту, трудно смириться с последствиями.
Беатрикс на миг задумалась, а потом подошла к туалетному столу и открыла ящик.
— Давно собираюсь передать тебе кое-что важное. — Она покопалась в бумагах и достала сложенный листок. — Возьми это письмо.
Кристофер недоуменно улыбнулся:
— От тебя?
Она покачала головой:
— От брата. Джон написал перед смертью. Одри считала, что тебе опасно его читать, но теперь, кажется, время пришло.
Кристофер не взял письмо; вместо этого заключил жену в объятия, собрал длинные, рассыпанные по плечам темные волосы и провел кончиками себе по щеке.
— Прочитай вслух.
Они подошли к кровати и сели рядом. Кристофер внимательно наблюдал, как Беатрикс развернула листок и начала читать:
«Дорогой Кристофер. Кажется, судьба отвела мне меньший срок, чем я надеялся. Признаюсь, удивлен краткостью жизни. Сейчас, вспоминая, понимаю, что слишком много времени потратил впустую, а на то, что важно, не обращал внимания. Но в то же время вижу, что оказался намного счастливее других. Думаю, нет необходимости просить тебя присмотреть за Одри и мамой: ты и сам это сделаешь в той степени, в какой они позволят.
Если читаешь эти строки, значит, вернулся с войны и оказался перед ответственностью, о которой не думал и к которой не готовился. Позволь дать несколько советов. Всю жизнь я наблюдал за тобой: беспокойная натура не позволяет найти удовлетворения ни в чем. Тех, кого любишь, возводишь на пьедестал, и они неизбежно разочаровывают. Примерно так же относишься и к себе. Дорогой брат, поверь: ты — собственный злейший враг. Если перестанешь искать и в себе, и в других невозможное совершенство, то обретешь счастье, которое так упорно обходит тебя стороной.
Прости меня за то, что не смог выжить. А себя прости за то, что выжил.
Каждому свое, так что старайся не тратить попусту ни единого дня.
Джон».
Кристофер долго молчал, пытаясь справиться с чувствами. Так похоже на брата: знакомый любящий, чуть снисходительный и наставительный тон.
— До чего же не хватает Джона, — наконец прошептал он. — Никто не знал меня лучше и не понимал глубже.
— Он знал тебя прежним, — возразила Беатрикс. — Но теперь ты изменился. Уже не ожидаешь совершенства. Как иначе объяснить чувство ко мне?
Кристофер приподнял ладонями дорогое лицо.
— Ты и есть мой идеал совершенства, Беатрикс Элоиза.
Она заглянула в грустные глаза.
— Ты простил себя? — спросила шепотом. — За то, что выжил?
— Пытаюсь. — Близость теплого, едва прикрытого сорочкой тела оказалась слишком серьезным испытанием. Он придержал голову и поцеловал в шею; любимая вздрогнула. Неторопливо раздел ее, хотя вожделение требовало немедленного обладания. Тело болело от страстного напряжения, и все же он не позволил себе резких, а тем более грубых движений. Руки повторяли то, что минуту назад выразили слова. Создавали, творили любовь, дарили неповторимые впечатления. Чувство превратилось в движение, а движение воплотилось в наслаждение.
Он запустил пальцы в блестящий шелк волос, накрыл рот поцелуем и вошел в теплую глубину. Она попыталась пошевелиться, однако он держал крепко и наполнял удовольствием до тех пор, пока каждое дыхание не превратилось в стон, а дрожь не стала явной.
Беатрикс прогнулась и прижалась, чтобы оказаться ближе. Ногти впились в спину, однако ощущение доставляло лишь удовольствие, а потерянное, недоуменное выражение на лице любимой казалось лучшей наградой. Ритмы ее тела слились в единое устремление, жемчужная кожа покрылась акварельным румянцем. Но, даже несмотря на собственный ненасытный голод, он не хотел завершения и мучительным усилием сохранял неподвижность.
Она подтолкнула его бедрами и вскрикнула:
113 
