107 
На меня словно пахнуло гарью, словно серый пепел закружился в прозрачном воздухе.
Я не боюсь смерти. Я – боевой офицер. Рисковать жизнью – моя профессия. Мне не страшно умереть за то, чтобы жили те, кто мне дорог. И я, православный, верю, что душа моя бессмертна. По крайней мере, я на это надеюсь…
Но если мир погибнет вместе со мной – вот это страшно.
Я остановился на последней ступени, пропуская веселых девчонок из Академии культуры, метнувших в меня кокетливые взгляды: что, мол, за интересный мужчина вышел из здания Четвертого управления Департамента внешней разведки?
Я не улыбнулся им в ответ. Я подумал: что будет, если в этих девчушках вдруг сработает программа-инстинкт и улыбки сменит гримаса бешенства, а веселый щебет – яростный вопль? Что я стану делать, если они набросятся на меня, понукаемые заложенным на генетическом уровне инстинктом – как кошки, защищающие свое потомство, как загнанные в угол крысы?.. Что я буду делать?
А что я буду делать, если эта программа сработает внутри меня? Если я, обученный убивать не хуже того старшего лейтенанта, решу, что эти девчонки – мои враги? Что тогда будет?
Я знал, что тогда будет: я приставлю к виску импульсник (плевать на особую ценность моей жизни для «Алладина») – и выжгу себе мозги. Если успею. А если не успею, то и эти девчонки, и сотни людей, идущих сейчас по Миллионной, огибающих служебную посадочную площадку на Суворовской площади, неспешно прогуливающихся по Марсову полю – все они будут мертвы самое большее через десять минут. Потому что «полевик» «Алладина» – это живая машина смерти, которую только смерть и может остановить. А убить меня ой как непросто!..
И в меня молнией ударила мысль: тот, трехглазый с невадской базы! Что если и он был таким же, как я, орудием смерти? Только еще более совершенным, ведь ему, чтобы разить, не требовалось ни оружия, ни даже собственных рук… И когда он понял, что теряет над собой контроль, импульсник ему не потребовался.
Перед моим мысленным взором встала картинка: голограмма чужого мозга, словно иссеченного шрапнелью…
И – еще один острый миг осознания – я понял: так и есть. Все так и было!
И, не знаю почему, но мне почему-то сразу стало легче.
И – еще одно прозрение. Я вдруг понял: со мной такого не будет. Невозможно. С другими – да. Но не со мной. Я не мог бы объяснить, откуда эта уверенность. Но я точно знал: со мной этого не случится. Никогда.
И тогда я улыбнулся и шагнул вниз, на тротуар, к людям. И уже совсем спокойно двинулся к площадке, где ждала меня вертушка. Надо мной снова светило солнце, и запах сирени уже не отдавал гарью.
Меня это не коснется! Ну а коли так, то все путем! Еще поборемся…
Глава тридцать третья
СПЕЦИАЛИСТ ПО РАБОТЕ С КРУПНЫМИ ХИЩНИКАМИ
Мастер носил имя Саваи, и росту в нем было – метр с бейсболкой.
Однако Хокусай Танимура приветствовал его как старшего. Впрочем, Саваи оказал ему такое же почтение. Вполне возможно, в этом была ирония. А может, и нет. С Гривой этот крохотный бритоголовый крепыш с маленькими глазками, широкими скулами и узким, будто сдавленным с боков лбом поздоровался по-европейски, за руку.
Мастер Саваи был хозяином крохотной, совершенно очаровательной долины и обрамляющих ее склонов. Нетронутый ландшафт, столь редкий на островах. Стоимость этого небольшого, по русским меркам, кусочка дикой природы была астрономической.
Лицо мастера показалось Гриве знакомым. Вместе с тем он был уверен, что они не встречались.
– Не хотите ли взглянуть на животных, Артём?
– С удовольствием, сэнсэй.
Высокие стены делили склоны и долину на ломти в полсотни метров шириной. Сквозная дорожка протянулась по дну долины между двух водостоков, также выложенных нарочито грубо обработанными плитками. Со стороны дорожки «ломти» были отделены барьером из прозрачного пластика.
– Здесь у меня кошки,– сказал мастер.
Артём попытался высмотреть что-нибудь живое на поросших мелким лесом склонах, но тщетно.
– Кошкам не нужен простор,– заметил Саваи.– Но и тесноты они тоже не любят. А отловить их можно во время кормления.
Дорожка окончилась мостиком через заполненный водой ров. За мостиком возвышалась стальная ограда в три человеческих роста.
За оградой – обширная площадка с раскидистым деревом чуть в стороне от центра. Заканчивалась площадка скальной стеной. В стене, на уровне земли, несколько дверей примерно метровой высоты. За мостом на корточках сидел человек. Рядом с человеком – сумка. Увидев хозяина и его гостей, человек встал и поклонился.
107 
