33 
— Как там в городе, Аллочка? — спросила Дарья невестку, которая не носила траура и явилась в деревню в красных бриджах.
Марине она не понравилась. Жена Аркадия была хороша собой и высокомерна, как какая-нибудь королева красоты местного розлива. Ее лицо «делали» раскосые карие глаза и крупные выставочные зубы. Волосы, скрученные в небрежный узел, блестели так, словно им обещали рекламную съемку.
— В городе тоже можно жить, — ответила Алла, наливая морс в свой стакан.
Потом она стала пить этот морс, поставив локти на стол. Марина обратила на это внимание, потому что локти та расставила слишком широко. Кажется, никого это не заинтересовало, и Алла, делая мелкие глоточки, начала медленно придвигать к себе салфетку, лежавшую возле соседней тарелки. Тарелка принадлежала шоферу Володе, который скорбел над стоящим рядом с ним блюдом жареной картошки — ему очень хотелось съесть ее всю, но было неудобно.
Марину разобрало любопытство: чего, собственно, добивается эта дамочка? Локти сближались, и салфетка — сантиметр за сантиметром — подъезжала к Алле. Наконец она посчитала, что все в порядке, протянула руку и как бы между прочим взяла свернутый в несколько раз кусок ткани. Промокнула тубы, а затем положила его на колени. Марина немедленно уронила вилку и полезла за ней под стол. Она увидела, как Алла поспешно скомкала в руке листок бумаги. «Неужели в салфетке была записка? — удивилась Марина. — Но кому она предназначалась? Володе? Или это он сам положил ее в салфетку с тем, чтобы Алла взяла и прочитала?»
Последнее предположение выглядело сомнительным. Эти двое только что приехали сюда в одной машине, и у них было время обсудить любые вопросы. Выходит, записка все-таки предназначалась Володе. Кажется, сам он ее даже не заметил, а вот Алла заметила и зачем-то прикарманила.
Как странно — записка! Встав из-за стола, можно взять за руку кого угодно, отойти в сторонку и наговориться всласть. К чему писать записки?
— Принесите мне пепельницу! — потребовала тем временем Алла, отодвинув от себя пустую тарелку.
— Может быть, лучше выйти на веранду? — спросил Дима голосом, похожим на сахарный сироп. — Табачный дым может повредить здоровью Анисьи Петровны!
— Ах, молодой человек! — растроганно воскликнула старуха. — Вы такой милый! Я определенно от вас без ума.
Валерий Леопольдович немедленно вскинул голову и с мрачным вниманием посмотрел сначала на мать, а потом на предмет ее тайной страсти. Предмет выглядел полным идиотом и улыбался, как Пьер Ришар в комедии «Невезучие».
Марина заметила, что Алла, на одежде которой отсутствуют карманы, продолжает сжимать записку в кулаке. Сейчас они выйдут на веранду, и ей станет трудно ее прятать. Делая вид, что увлечена беседой с распавлинившимся Романом, она краем глаза следила за женой Аркадия. Той записка явно мешала и, проходя мимо напольной вазы, она незаметно бросила комок бумаги внутрь. Он застрял между сухими ветками и остался лежать на самом виду.
Марина немного отстала и, повинуясь порыву, сунула руку в вазу, схватила записку.., и увидела, что Алла обернулась и смотрит на нее. У Марины немедленно вспотели ладони, а сердце подпрыгнуло в груди, словно мячик для пинг-понга. Вот черт! Как неудачно получилось. Когда они вышли на веранду, Алла немедленно приблизилась к ней и сказала:
— Значит, вы сестра Дмитрия. — И сощурилась: не то от дыма, не то оттого, что приценивалась к Марине.
За обедом она обращала на нее не больше внимания, чем на плетеную корзинку для хлеба. Когда их представили друг другу, она даже не кивнула. А вот теперь — пожалуйста! — завела разговор. Может, пойти и бросить записку обратно?
— Ну да, — неуверенно ответила Марина, пытаясь держаться уверенно. — Мы с ним родные сестры. То есть — братья. То есть родственники.
— Моему мужу вы понравились, — приподняла уголки губ Алла. — Он сказал, что вы очень забавная. Теперь я вижу, что это действительно так. Вы забавная. Хотя в вашем возрасте это немного неудобно.
Марина немедленно-ощетинилась. Ей редко приходилось сталкиваться с таким вежливым хамством. Она соображала, что бы такое ответить, когда Алла снова подала голос:
— Кстати, лапуся, я ничего не обронила, когда выходила из-за стола? Вы не поднимали?
Она предлагала мирный путь разрешения конфликта. Сейчас можно сказать: «Да, да. Вы обронили вот это!» И протянуть ей записку. Если бы Алла не назвала ее лапусей и не сказала, что она забавная, Марина так бы и сделала. Но пойти на мировую теперь? Ну уж нет! Лучше она съест записку, но этой мымре ее не отдаст!
33 
