31 
Договорить он не успел, потому что Марина оглянулась, увидела позади себя два желтых круглых глаза и, ни слова не говоря, рванула с места, как пришпоренная лошадь. Барон радостно гавкнул и помчался следом.
— Барон! — закричал Юрий. — Скотина ты безрогая! Фу! Ко мне!
Барону было глубоко наплевать на его призывы. Он превратился в охотника и мчался за добычей. Дело должно было закончиться валянием по земле и облизыванием жертвы. Пожалуй, жертва об этом не догадывалась. Она летела по участку, словно пушечное ядро, и в ушах у нее мощно гудела кровь. Обежав вокруг сарая, она понеслась в обратную сторону, зацепилась за куст и — хрясь! — осталась без юбки.
— Барон! — снова крикнул Юрий.
Барон задержался ненадолго, решив, что юбка — это его трофей, и немного потерзал ее зубами. На первом этаже дома между тем зажегся свет. Темнота отшатнулась к дальним деревьям, и Юрий увидел, что Марина несется к зеленому ограждению, служившему забором между участками. На ней были очаровательные розовые подштанники, плотно сидящие на круглой попке. Юрий подумал, что она ослеплена ужасом и не видит препятствия, поэтому не нашел ничего лучшего, чем громко крикнуть:
— Барьер!
Как только он крикнул, Марина взвилась высоко в воздух, перелетела через кусты, бесшумно приземлилась и подрапала в глубину соседнего сада. Навстречу ей невесть откуда выскочила болонка с бантом на голове и отрывисто затявкала. Марина резко затормозила и злобно крикнула:
— И ты еще?!
От неожиданности болонка попятилась.
— Если ты за мной погонишься, у тебя будут большие собачьи неприятности, — пообещала Марина и потрусила к воротам. Они оказались заперты, и ей пришлось лезть через забор. Проклятый Барон отвязался, но вторая встреча с ним наверняка стоила ей пары седых волос.
— Что, видал? — спросил Юрий, потрепав Барона по холке. — Ее никто не дрессировал, а как она берет препятствия!
— Юрочка! — раздался от двери голос Дарьи. — Что тут у вас происходит? Почему Барон сходит с ума? Почему… — Она прервалась на полуслове и ахнула:
— Боже мой! Аркадий!
Аркадий сидел на крыльце, спрятав лицо в коленях, и стонал. В голове у него звенели бубенчики, перед глазами бегали черные пауки, а в желудке каким-то образом оказалась пригоршня репейника. Он не мог вспомнить, где был и что с ним случилось. Не мог и не хотел. Ему казалось, что если он вдруг вспомнит, то ему станет еще хуже, чем сейчас.
ГЛАВА 4
Обед подавала экономка Люба — сдобная и душистая, с короткой толстой косой, обвязанной красной лентой. Такие ленты заставляют вплетать в волосы официанток в трактирах, чтобы придать им русский колорит. У нее была кофточка в горох, распираемая пышной грудью, и руки в ямочках. Еду она обильно сдабривала собственным жизнелюбием, поэтому все ели с аппетитом, несмотря на то что настроение за столом не у всех было хорошим.
Анисья Петровна цвела и пахла, словно маргаритка, высаженная из горшка в открытый грунт. Непонятно, как ей удавалось убеждать домашних, что ее смертный час не за горами. Возможно, родственники просто пользовались предлогом для того, чтобы бросить дела и побыть на воздухе. Кроме нее довольством лучился только Роман: он то и дело поправлял усы мизинцем с криво обрезанным ногтем и вообще изображал из себя эдакого ухаря. Возможно, дело было в том, что на этот раз его посадили рядом с Мариной.
Саму Марину в ее нынешнем состоянии можно было смело не принимать в расчет. Прошедшая ночь подарила ей не только синяки под глазами, она окончательно и бесповоротно выбила почву у нее из-под ног. Дима еле-еле уговорил ее пойти к Девелям на обед.
— Ты обещала меня всячески поддерживать! — сердился он. — Что я буду делать там один? Я никому не интересен!
— Я тоже! — воскликнула Марина, задрожав нижней губой.
— Не говори глупостей! Ты отлично играла свою роль.
— Нет, не отлично! Я взялась соблазнять мужчин, а на самом деле могу соблазнить только собаку!
— Ну, не знаю… Лично мне ты очень нравищься! — сообщил Дима, искренне считая, что привирает в интересах дела.
Марина посмотрела на него исподлобья. Всего несколько дней назад она сидела в приличном офисе за приличным компьютером и занималась чистой и важной работой. И в кого она превратилась теперь?
Однако Диме все было нипочем. Он резал жаркое на длинные полоски, засовывал их в рот и жевал с таким видимым удовольствием, что экономка Люба должна была раздуться от гордости.
31 
