10 
Демонстративно игнорируя его присутствие, девушка подхватила тяжелое ведро с водой и пошла в дом готовить ужин. Он молча забрал у нее ведро и, небрежно помахивая им, умудряясь при этом не расплескивать воду, потянулся следом. Внезапно промолвил фальшивым просящим голоском:
– Давай я баньку истоплю? Я бы у себя затопил, но наша баня вовсе развалилась. А ваша-то должна еще держаться? Вы ведь почаще здесь бываете?
Девушка испуганно посмотрела на него. Опять он за старое? Макс, заметив ее опасения, возмущенно замахал руками:
– И не надейся даже, ничего такого не будет! Никаких там моих омовений твоей спинки и прочего! Вот ведь какая ты испорченная девица! Я и не думал ни о чем подобном! Это только твои неприличные фантазии! Я просто грязный весь, аж противно. В реке слишком холодно, чтобы толком вымыться…
Ксюша смилостивилась. Все равно баню пришлось бы топить – она тоже вся в поту после тяжелой работы.
– Ладно, топи баню. Дрова сложены у двери.
Он радостно прокричал:
– Ура, слава добрым соседям! – и прытко побежал к бане.
Через минуту из трубы уже вился столб белесого дыма. Качество растопки контролировать хозяйка не пошла, не маленький, сам справится, и продолжила готовить ужин, одним глазком все же поглядывая на баню.
Скоро Макс вернулся. Неловко постучал в дверь и вошел после ее разрешения.
– Ну и баня у вас! Экспресс! Уже вполне можно мыться. Правда, вода еще не очень горячая, но на двоих ее и теплой вполне хватит. Не возражаешь, если я пойду первым?
– Нет, конечно. Только заслонку не закрывай, а то угоришь.
Он убежал к себе за чистым бельем, а Ксюша, приготовив немудреный ужин, села у окна, дожидаясь гостя.
Через час он вернулся из бани, сияя благонравной чистотой. На нем смешно топорщилась светлая сатиновая рубаха любимого в старину кумачового цвета, отчего Макс стал походить на рабоче-крестьянский флаг, только флагштока не хватало; из-под коротковатых широких штанов высовывались босые ступни, на которых красовались забавные желтые сандалии. Неловко одергивая рубашку, он сконфуженно проговорил:
– Маловата одежка. Похоже, что дядькина. Но хоть чистая. Странный вид, правда?
Она хмыкнула, едва посмотрев в его сторону:
– Ну, тогда ты не видел действительно странных типов. Как баня?
Он восторженно доложил, искренне благодарный за помывку:
– Замечательно! Будто на небе побывал! Но мне показалось, что по полу уже дует.
Она нерадостно кивнула:
– Так оно и есть. Пол прогнил. Отец подбивал его в июле, но баню нужно рубить новую, эта как набирает тепло, так его и выпускает. – Поставила кастрюли с приготовленным ужином на стол и пригласила: – Я пошла мыться, а ты можешь ужинать. Все готово.
– Нет, я в одиночку есть не буду! – Он плотно уселся верхом на венском стуле и обхватил руками спинку. – Тебя подожду!
Она пожала плечами, убирая кастрюли на край протопившейся печи, чтобы не остыли.
– Как хочешь. Надеюсь, подглядывать за мной не станешь?
– За кого ты меня принимаешь? – Он рассерженно приподнялся со стула.
Она скептически усмехнулась, властным жестом усадила его обратно и вышла.
Баня уже остывала, и, чтобы нормально попариться, стоило подбросить еще дровишек, но возиться не хотелось. Вымыла голову, ополоснулась и вышла. Заглянула в тусклое зеркало, висевшее в предбаннике. Собственный вид ее не особенно порадовал. Длинный малиновый халат из велюра, запахивающийся спереди, открывал нежную шею и верхнюю часть груди, украшенную огромными синяками, начинающими переливаться всеми цветами радуги. Она осмотрела их, надув губки, и скорбно вздохнула. Ладно хоть не болят, если не трогать. Поплотнее запахнула халат, туго перевязалась поясом и медленно побрела по тропке, наслаждаясь ощущением чистоты и прохлады после жаркой бани.
Вернулась в дом. Максим сидел на стуле все в той же раскованной позе. Когда она зашла, встал, подвинул стул к столу и сел нормально. Ласково произнес, стараясь расположить ее к себе:
– С легким паром!
Она ответила небрежным кивком и стала накрывать на стол. Он долго с напряжением смотрел на нее, часто моргая, будто в глаз попала соринка. На лице появилась странная смесь вины и вожделения. Внезапно вскочил с места и стремительно подошел к девушке, хлопотавшей возле плиты. Сдвинул в сторону плотную материю халата, оголил ее плечо, простонал:
– Какая же я скотина! – и горестно приник губами к темным пятнам.
10 
