100 
— Неужели? — перебила ее Вивьен. — Я понимаю все твои страхи лучше, чем ты сама. Ты предпочитала отсиживаться здесь в гордом одиночестве, потому что боялась полюбить кого-нибудь и подвергнуть себя риску быть брошенной. Вот что на самом деле терзает тебя. С тех пор как мама оставила нас, ты все время ждешь, что любой человек, к которому ты привяжешься, поступит так же.
Правда, прозвучавшая в этих словах, ошеломила Викторию. Она уставилась на сестру полными слез глазами.
Вивьен права — с уходом матери она перестала быть самой собой. Она потеряла способность доверять людям, открывать им душу, замкнувшись в защитной скорлупе, через которую никто не мог проникнуть. Пока не появился Грант.
Он заслужил ее доверие. Заслужил право быть любимым безоглядно. Единственное, что от нее требуется, так это поверить в себя.
— Насколько все было проще, когда отец был жив, — сказала Виктория. — Я внушила себе, что никто, кроме него, мне не нужен. Мы спасали друг друга от одиночества. Но как только его не стало… — Она замолчала, прикусив губу, и разрыдалась.
Вивьен вздохнула и с усилием встала, потянувшись к комоду. Вытащив носовой платок, она уронила белый квадратик на колени Виктории.
— Прошло два года, — заметила она. — Пора подумать о том, как жить дальше.
Промокнув глаза мягкой тканью, Виктория энергично кивнула.
— Я понимаю, — невнятно произнесла она. — Я устала от скорби. Устала от одиночества. И я люблю Гранта Моргана больше жизни.
— Слава Богу, — прочувствованно сказала сестра. — Смею надеяться, даже отец признал бы, что ты несла свое покаяние достаточно долго. И раз уж мы коснулись этой темы, скажу тебе то, что давно хотела сказать… Любовь к мужчине не превращает женщину в «падшее создание», как ты всегда думала обо мне и маме.
— Я никогда…
— Не спорь. Могу себе представить, что говорил отец обо мне и маме за нашими спинами. И не исключено, что кое-что вполне справедливо. — В ее голосе появились ироничные нотки. — Возможно, я чересчур щедро дарю свои милости. Но в одном я уверена — нет ничего дурного в том, чтобы отдаваться мужчине, которого любишь, как ты Моргана. А вот замуровать себя в здесь, в Форест-Кроссе, — настоящее преступление. Вот почему я в скором времени покидаю эту забытую Богом деревеньку, и тебе советую сделать то же самое.
— Вообще-то, — кисло заметила Виктория, — у меня сложилось впечатление, что вы не слишком-то жалуете друг друга. Почему ты изменила мнение?
— Я по-прежнему не питаю к нему особой симпатии, — заверила ее Вивьен с коротким смешком. — С чего бы? Разве что… он, определенно, любит тебя, иначе не стал бы приносить мне довольно забавные извинения тебе в угоду.
— Неужели? — с радостным удивлением спросила Виктория. — Он действительно выразил сожаление?
— Да, он во всем признался и попросил у меня прощения. — На лице Вивьен появилась хитрая улыбка. — Не скрою, было довольно приятно наблюдать, как он давится извинениями только потому, что ты просила его об этом. Поэтому на твоем месте я бы вышла за него замуж, если, конечно, ты не хочешь разбить ему сердце. Или… — Она помедлила, размышляя над очередной идеей, пришедшей ей в голову. — Или поехали со мной! Мы посетим Венецию, Париж… Ты только вообрази, какое внимание привлекут две сестры с нашей внешностью. Я научу тебя всему, что знаю о мужчинах и… великий Боже, да мы могли бы сорвать большой куш!
Виктория посмотрела на оживленное лицо сестры и решительно покачала головой.
— Нет.
— Это была отличная мысль, — сказала Вивьен, оправдываясь. — Жаль, что у тебя щепетильности больше, чем воображения.
* * *
Рагу из картофеля, фасоли, зелени и лука кипело на небольшой чугунной плите. Аппетитные запахи наполняли коттедж, уплывая наружу через открытые окна. Виктория печально улыбнулась, вспомнив, сколько раз она готовила это блюдо для отца. Он никогда не был чревоугодником, относясь к приему пищи как к жизненной необходимости. В тех редких случаях, когда Виктория пекла сливовый пудинг или приносила смородиновые булочки из лавки, он ограничивался крошечным кусочком. Единственным исключением было овощное рагу, которое он ел с аппетитом и явным удовольствием.
— Отец, — ласково прошептала она, помедлив над видавшим виды саквояжем, в который укладывала свою одежду, — надеюсь, ты не против, что я выхожу замуж за человека, совсем не похожего на тебя.
Грант твердо стоял на земле. Обладая неуемной жаждой жизни, он, в отличие от ее отца, не прятался от мира, а боролся с его несовершенством, имея дело с опасными, а подчас и омерзительными явлениями. Он видел худшие стороны человеческой натуры, которые Дивейны предпочитали не замечать, проводя дни в размышлениях о прекрасном. И все же… Виктории казалось, что Грант понравился бы ее отцу, хотя бы своим бесстрашием перед реальной жизнью.
100 
