43 
Обстановка спальни отличалась аскетичностью, свойственной, пожалуй, лишь кельям монахинь. Впрочем, маркиз, уже немного зная Ханну, этому не удивился.
Повинуясь тому же чувству, он распахнул дверцы шкафа — и обнаружил, что тот пуст.
Маркиз глубоко вздохнул и принялся методично открывать ящик за ящиком. Увы, все они были пусты!
В комнате не осталось ничего — ни платка, ни пары туфель. Ничего!
Маркиз застыл, не в силах поверить тому, что только что увидел.
Поздно вечером, когда Сирилла уже отправилась спать, Ханна попросила разрешения повидаться с герцогом.
Он сидел в своем любимом кресле у камина. Войдя в библиотеку, Ханна вежливо присела.
— Как я понимаю, — неторопливо начал герцог, — мне следует поблагодарить вас, Ханна, за то, что вы наконец привезли леди Сириллу в мой дом. Единственное, о чем я жалею, — что вы не сделали этого раньше.
— Я хотела, ваша светлость, но…
— Я знаю, — прервал ее герцог. — Теперь, когда моя дочь дома, я хочу, чтобы прошлое было забыто. Эти восемь лет надлежит стереть из памяти, словно их не было. Не стоит говорить о них ни с кем, даже с самой леди Сириллой. Вы меня понимаете?
— Вполне, ваша светлость.
— Я чрезвычайно благодарен вам, Ханна, за неустанную заботу о моей дочери. Надеюсь, вы и впредь не лишите ее своей преданности, которую блестяще доказали в течение прошедших восьми лет!
— Сделаю все, что смогу, ваша светлость, — произнесла служанка, растроганная похвалой.
Герцог догадывался, что у Ханны еще что-то на уме, и молча ждал, пока она выскажется.
— Я хотела сказать, ваша светлость… — начала она несмело.
— Что такое?
— Завтра утром я собираюсь поехать в наш прежний дом за своими вещами. К счастью, забирать вещи леди Сириллы, как выяснилось, нет необходимости. Однако меня беспокоит вот что — как ваша милость намерены поступить с самим домом?
Поскольку герцог молчал, Ханна поспешила объясниться:
— Ведь теперь он принадлежит миледи. У меня и бумаги соответствующие есть…
Герцог немного подумал, а потом решительно произнес:
— Сожгите их, Ханна, а сам дом пусть провалится в тартарары!
— Как это, ваша светлость?
— Жаль, что я не могу сжечь и его тоже, Ханна. Славный бы получился костер! А если серьезно — я не желаю больше слышать ни одного слова об этом проклятом доме. Вы меня поняли?
Ханна вздохнула.
— Да, ваша светлость.
Она уехала в Айлингтон, пока Сирилла еще спала, и отсутствовала всего час.
Войдя в дом, служанка упаковала свои вещи, не трогая ничего из того, что принадлежало Сирилле, и на мгновение заколебалась у дверей студии.
Наконец, решившись, Ханна вошла внутрь и достала из ящика неоконченный портрет герцогини, который положила туда Сирилла.
Глядя на прелестное лицо своей госпожи, пожилая женщина украдкой вздохнула. Глаза ее увлажнились. Чувствуя, что еще немного — и она расплачется, Ханна поспешно сунула портрет в сумку, где лежали ее вещи, и торопливо спустилась вниз.
По странному наитию, но именно на этом месте, словно повинуясь какому-то зову, задержался и маркиз несколько часов спустя.
Покинув комнату Ханны, он снова зашел в студию и подошел к ящику, где, как ему помнилось, Сирилла хранила портрет своей матери, нарисованный Франсом Винтаком. Отсюда же она достала свой портрет в тот день, когда подарила его маркизу.
Волнуясь, он открыл ящик. Портрета не было!
Фейн начал лихорадочно выдвигать остальные ящики комода, хотя в глубине души уже понял, что не найдет портрета — он исчез так же, как и сама Сирилла.
Ему вдруг захотелось кричать, колотить кулаками по стенам, перевернуть вверх дном все в этой проклятой студии да и вообще во всем доме.
Однако привычка к самообладанию, выработанная годами, заставила маркиза сдержаться. Чтобы успокоиться, он несколько раз прошелся взад и вперед по студии и наконец вышел на улицу, где его ждал фаэтон.
Как во сне, маркиз сел в экипаж, и тот медленно тронулся вдоль Куин-Энн-терэс. Ему стоило огромных усилий вести себя как обычно и не выказывать душивший его гнев.
«Нет, это невозможно! Она не могла уйти!» — как безумный, снова и снова мысленно повторял маркиз.
Он до такой степени не мог поверить в реальность произошедшего, что, не доезжая Мейфера, повернул обратно в Айлингтон.
Задняя дверь, закрытая лишь на задвижку, легко открылась. Войдя внутрь, маркиз еще сильнее, чем в первый раз, почувствовал, как его охватывает ощущение пустоты. Казалось, что сам дух этого дома покинул его, оставив после себя лишь безжизненную оболочку.
43 
