Последние отзывы

  119  

— Да вот, видите, какое дело, — сказал он, — Вячеслава Евгеньевича привел с вами попрощаться. Он как раз в понедельник, как дело начинается, в Токио улетает, а оттуда на корабль и в рейс.

— Ой, что вы! — сказал судья, — Сколько же вас тогда останется?

— Двенадцать, — сказал Зябликов, — Только-только. Но уж остальные обещали все быть как штык.

— Все равно, двенадцать — это мало. Эх, кабы не язва, мы бы сейчас уже, может, и вердикт вынесли. Обвинительный, или оправдательный, или в одной части, допустим, такой, а в другой — такой, уж там бы как решили, так и решили. Важно, чтобы все было бы по-честному, и дело бы закончили. А теперь боюсь, и не удастся. Сколько еще слушать, а двенадцать — это уж край, там мало ли что…

— А сколько еще осталось слушать? — спросил Океанолог.

— Да вам-то что теперь? — ответил ему судья. — Вы вот в Токио и в море. А нам сколько еще слушать, неизвестно. Это от прокурора зависит, как будет представлять. Ну и защита тоже ведь время занимает, уж знаете ли уж. С точки зрения защиты, пожалуй, вашу коллегию было бы сейчас более правильным и распустить. А то все равно новую набирать и заново слушать, лучше бы уж скорее, сколько же он может в предварительном заключении там сидеть? Но это между нами, — для чего-то прибавил он.

— Совсем-совсем новую коллегию? — уточнил Океанолог, — Жалко, мы-то ведь уже почти все дело прошли. Ну, не мы, теперь они то есть.

— Закон такой, — сказал судья. — А что вы спрашиваете, вы же человек ученый, наверняка у кого-нибудь поинтересовались, прежде чем самому в рейс уходить…

— Да что вы меня теперь попрекаете этим рейсом! — сказал Океанолог. — Я бы сразу и отказался, если бы вы сначала не сказали, что это на месяц, а уже полтора прошло. Теперь у вас язву нельзя отменить, а у меня рейс. Меня там пятьдесят человек на Камчатке ждут, у всех семьи, дети. Я же не виноват.

— А я виноват? — сказал судья, — Игорь Петрович, у вас же сигареты есть? Дайте.

— Не надо бы вам, Виктор Викторович, вы же бросили.

— Ладно, будете вы все тут меня учить. Давайте, давайте!.. — Он прикурил от зажигалки Зябликова и продолжил, досадливо отгоняя рукой дым: — Вы, значит, люди, а я нет? Ко мне вот тоже, если хотите знать, дочка приехала из Саратова, все хочет в Москву внуков привезти. А то у кого-то роль в кино, у кого-то дети на Камчатке… А я не человек, я где-то на облаке, что ли?

— Да вы не волнуйтесь, — сказал Океанолог, улыбнувшись своей светлой, но немного отстраненной улыбкой, — Вам нельзя, у вас же язва. Я попрощаться только зашел, потому что мне очень интересно было у вас работать, и я вас уважаю.

— Я вас тоже, — сердито сказал судья, — Нет, правда. У меня еще таких присяжных никогда не было в Саратове. Ну, там много чего не было. Мне жаль, вот и все.

— Ну, тогда до свидания, — сказал Океанолог, поднимаясь, и судья тоже встал со скамейки, чтобы протянуть ему руку. Потом он подал ее Зябликову.

— Так нам в понедельник приходить, что ли? — спросил Старшина, совсем сбитый с толку этим разговором, — Мы же договорились, что придем.

— Ну, приходите, — сказал судья, — Будем слушать, сколько получится, а там уж как Бог даст.

Он опять сердито взялся за газету, как будто отгораживаясь от них, но чтения у него не получалось, буквы в слова, а слова в предложения почему-то складываться не хотели, а вспоминалась байка гастроэнтеролога о том, что психологи якобы думают про природу глотательных спазмов. Должен был сказать и не сказал. А как скажешь? Этим одно, тем другое. Сколько людей, столько правд. Скажи попробуй.

Четверг, 27 июля, 12.00

— Что-то он мне сегодня не понравился, — задумчиво сказал Зябликов, удаляясь по дорожке вместе с Океанологом. — Неделю назад был совсем другой.

— Полежал — подумал, — сказал Драгунский. — Дочка опять же приехала к нему из Саратова. Он же ясно нам все сказал.

— Покурим? — предложил Зябликов, поравнявшись со скамейкой, и вытащил из кармана пачку.

— Да я не курю вообще-то, — сказал Океанолог, но сообразил, что Старшине просто трудно в один прием одолеть такое расстояние со своей ногой, поэтому сел и тоже потянул сигарету у него из пачки. — Хотя иной раз и курю за компанию в рейсе, а он, считайте, уже начался.

— Спасибо, Вячеслав Евгеньевич, — сказал Зябликов, тоже догадавшийся, что Океанолог догадался про ногу.

— Да чего там «Вячеслав Евгеньевич», хватит уж. Можно просто Слава.

— Нет, мне по-старому привычнее, — сказал Зябликов. — Я вообще, не в обиду вам будь сказано, возраст привык уважать. И ученость тоже. Вы же ученый человек, и я многому от вас научился, спасибо.

  119