— Мне надо позвонить. — Она достала мобильник, — Я присяжная, у меня сейчас статус федерального судьи, вы не имеете права меня арестовать.
— Это мы знаем. Не надо никуда звонить пока. Поедем на моей машине. С вами хотят просто поговорить. Иначе здесь уже был бы обыск и ОМОН, вы понимаете?
Деться было некуда, Роза села к нему в машину. По пути он не произнес ни слова. Поехали они в центр, машина остановилась возле особняка без вывески. Провожатый провел Розу мимо охраны, что-то буркнул и втолкнул в дверь, а сам исчез. В кожаном кресле в прекрасно отреставрированном каминном зале, площадь которого казалась меньше, чем высота потолка, сидела дама, похожая на лисичку, как ее рисуют в сказках про колобка. Она указала Розе на второе кресло, перед которым на столе лежало несколько листиков бумаги, и сказала:
— Меня зовут Виктория Эммануиловна, если вы забыли. Предисловий не будет, вы и так уже все поняли. Почитайте, что там написано. Можно только заголовки.
Роза наклонилась над листочками и прочла: «Постановление о возбуждении уголовного дела… Постановление о производстве обыска в офисе фирмы…» В глазах у нее было темно.
— По идее, это следовало бы дать почитать не вам, а Виктору Викторовичу, нашему милому судье, для решения вопроса о лишении вас статуса присяжного. Это была бы простая формальность, предшествующая обыску и, скорее всего, аресту. Но вы, Роза, нужны нам именно в статусе присяжной.
— Погодите-ка, — собралась с силами Роза, — Ваш Старшина скрыл, что работает в охранной фирме, представился пенсионером… Вы не думайте, я тоже не овца…
— Молодец, вычислила, я в вас и не сомневалась. Я вовсе не думаю, что вы овца. Я присмотрелась к каждому и выбрала вас, Роза, потому что вы самая умная, и с вами можно иметь дело. Вы сейчас хотите как-то успокоить вашу совесть, но в этом я вам не помощница. Вы же деловая женщина. Конечно, совесть тоже имеет свою цену, но здесь это уже включено, — Она кивнула на листки на столе, — Кофе?
— Чай, — сказала Роза, у которой пересохло во рту.
— Умница, — сказала Лисичка и подергала за шнурок возле камина — где-то в глубине анфилады раздался мелодичный звонок. — Я с вами и буду разговаривать, как с умным человеком, вообще вы мне нравитесь, мы с вами еще поработаем потом. Я хочу, чтобы вы понимали свою задачу, вы же не слесарь шестого разряда, с которым мы будем играть втемную. Итак, Старшина вовсе не мой. С ним работает угрозыск, работает грубо, как умеет, и у меня он уже вызывает сомнения. А у вас, кстати, нет?
— Давайте уж потом сразу по всему списку, — сказала Роза, перед которой появившаяся бесшумно горничная поставила чай и тут же исчезла.
— Разумно. Просто у нас немного другие методы. Кстати, вы понимаете, что налоговая инспекция не стала бы работать на угрозыск и даже на ФСБ, которая провалила бы это дело, если бы не помощь некоторых заинтересованных лиц, в том числе финансовая. Вот именно этих лиц, а именно жену и детей убитого, я и представляю. Вы уже поняли, что нам ничего не стоило бы просто развалить вашу коллегию и набрать новую, но семья не хочет, чтобы убийцу судили до второго пришествия. Он должен получить свое, это законное требование семьи, и это справедливо. Но справедливость, к сожалению, не всегда торжествует сама по себе, иногда ей надо помогать. Ну вот, Роза, так что вы можете успокоить свою совесть. А теперь давайте по списку…
Пятница, 28 июля, 11.00
Зябликов остановил «Князя Владимира» неподалеку от здания ГУВД и видел в зеркальце, как Тульский вышел из подъезда и, оглядываясь исподтишка, быстро пошел к нему. Лицо у него было недовольное, ну и тем лучше.
— Что за срочность, нельзя было вечером встретиться где обычно? — спросил Тульский, еще раз оглянувшись, прежде чем сесть в машину.
— Нельзя, — отрезал Зябликов, даже не протягивая ему руки для приветствия, тем более что в машине сделать это было неудобно.
— Белены объелся? — спросил Тульский. — Что с тобой?
— А ты не знаешь? За что брата-то?
— А что с братом? — насторожился Тульский, и Зябликов понял, что он в самом деле ничего об этом не знает, так сыграть он бы не смог, да и не было смысла играть, если бы это он хотел его шантажировать братом.
— Человек какой-то звонил от брата из Твери, — сказал Зябликов, — Брата закрыли в шизо, с кем-то он там не поздоровался. Человек сказал, надо выручать, не просто так это. Да я и сам чувствую: прессуют брата. За что? Он один у меня, ты знаешь.