очень нудно 
126 
— Задача понятна? — спросил Кириченко, — Тогда допиваем чай.
— Эльвира! — защебетала тут же Лисичка совершенно другим голосом, каким в сказке она говорит: «Колобок, Колобок, спой мне еще раз твою песенку!» — Я там, в Лондоне, пока моталась, свитерок один ухватила, как раз твой размер, на твой бюст же хрен что найдешь в нормальном магазине. Пойдем-ка померяем…
Они убежали в боковую дверь, а Тульский ждал, что сейчас скажет шеф.
— Какое это ты слово тут сказал? — спросил Кириченко. — Я что-то не расслышал.
— Тудоев, — сказал Тульский, — Радиозавод. Цех. Только не телевизоров, а другой, он там до сих пор работает. Ты почему мне об этом ничего не сказал?
— А это меняет что-нибудь в убийстве? — безмятежно спросил Кириченко, который сегодня, в неофициальной обстановке, был без своего розового галстука.
— Нет, в самой картине убийства это ровным счетом ничего не меняет.
— Ну вот и занимайся своим делом, — подвел черту полковник ФСБ. — И не лезь, куда тебя не просят. И, раз уж ты теперь тоже что-то знаешь, скажи своему дружку Майору, что если его присяжные такие умные, то кто-нибудь из них и в самом деле может под машину попасть. И Лудову скажи, вот сейчас прямо поезжай в изолятор и скажи, что если он еще раз в суде выступит на эту тему, то окажется не просто в общей камере, а на нарах у параши будет им петь петухом. И ты, Тульский, сам это сделаешь, понял?
— Нет, не понял, начальник. Вы меня уж совсем за лоха-то не держите, чекисты хреновы. Раз вы так, то и я тоже: по закону — пожалуйста, а остальное уж сами. А за брата майора Зябликова убью, если с ним что случится в колонии. Ты это семье потерпевшего, пожалуйста, разъясни.
Он повернулся и решительно вышел в анфиладу. На выходе охранник попытался было преградить ему дорогу, но Тульский, даже не замедляя ход, двинул его кулаком куда-то в живот, и тот рухнул, корчась, у порога, а Тульский вышел на улицу.
Суббота, 29 июля, 21.00
Двенадцать остающихся присяжных прощались с улетающим послезавтра в экспедицию Океанологом на даче у Ри. Но на этот раз чувствовалась между ними какая-то фальшь. Кто-то уже и прямо подозревал друг друга в измене, а те, кого еще не вербовали и не провоцировали, может быть, думали, что дело в дожде, который то утихал, то снова принимался барабанить по крыше террасы холодными каплями, или дело было в муже Ри, который на этот раз выпивал вместе со всеми и был между ними совершенно лишний. В общем, все было не так.
— А зачем вам на Камчатку? Может, вам лучше так и остаться в Японии? — в третий раз приставал к Океанологу одноглазый Сашок. — Там охота на медведя? Долина гейзеров? А в Японии зато, я слышал, гейши.
— Нет, в Японии я задержусь только на два дня, а потом на корабль и на путину, — в третий раз объяснял Драгунский.
— На путину? Это от слова «Путин»? — пытался пьяно острить Сашок.
— Путина — это когда рыбу ловят, — терпеливо объяснял Океанолог, вовсе не лишенный чувства юмора, но неспособный подделаться под юмор Сашка.
— А, ну давайте еще выпьем. А потом поплывем на яхтах. Ну ее, эту путину.
— К сожалению, я не могу так много, — Драгунский пытался опять улыбнуться своей самой миролюбивой улыбкой, но она сегодня получалась у него вымученной.
Они сидели за столиком в середине застекленной террасы впятером: Океанолог, Старшина, Журналист, Сашок и Роза. В одном углу, на диване, Фотолюбитель что-то горячо говорил Алле, но та отвеча-I ла, видимо, прохладно; в другом, где кресла, Ри утешала приемщицу из химчистки, которой она уже передала деньги, и та теперь боялась выпустить из рук свою совсем неуместную здесь хозяйственную сумку. Петрищев скрылся от соблазнов на крыльце, но туда следом за ним вышли Слесарь и «Гурченко», которая громко рассказывала о новых проделках своего бывшего мужа. Ивакин играл в детскую стрелялку за компьютером, который стоял в нише на столе и в котором, кроме такого рода глупых, с его точки зрения, игр, ничего больше не было. Хинди поставила перед ним стакан с «Чинзано» — она пыталась, разнося стаканы, как прежде, в суде, чашки, восстановить бывшее когда-то между ними единство, но тщетно.
— Да отстань ты от него, — сказал Зябликов, видя, как хозяин опять норовит налить в рюмку Океанолога водки, — У него дела, послезавтра самолет.
— Ну и у меня дела. Вы же в моем доме. Ну так выпейте со мной, имеем право.
— Нам тут надо на компьютере кое-что посмотреть, — сказал Журналист, — а потом уж ладно, еще выпьем. Можно вас, Вячеслав Евгеньевич?
126 
