162 
Вторник, 1 августа, 20.00
— Ля-до-ми-ля!.. — пропел молодой человек с пушком вместо усов, и Алла захлопнула крышку пианино.
— Отлично, — сказала она. — Завтра вы сдадите на пятерку, вот увидите. По фортепьяно у вас будет четыре, по теории пять — вы пройдете.
— Сплюньте, — сказал юноша, завязывая папку с нотами и доставая конверт с деньгами.
— Ну, это можно было бы сделать и после, — сказала Алла.
— Нет, мама велела сегодня передать.
Алла открыла ему дверь, и в это время на площадке остановился лифт, из которого вышел Фотолюбитель. Не могла же она закатить ему скандал и не пустить при ученике. Да и так, наверное, открыла бы, в чем он виноват? Вон и Кристофер его узнал, он был бы, наверное, больше рад кому-то другому, но и Рыбкину дважды махнул хвостом.
— Я фотографии принес, — сказал Рыбкин, осторожно погладив собаку, — Наши, с того праздника. Я их и в суд приносил, но там не стал вам показывать, там как-то все стало уже не так. Ну и другим тоже тогда пришлось бы сделать на память, а это дорого все-таки. А вам я их оставлю. Вам же интересно?
Он достал фотографии и разложил их на столе в кухне: размером с лист писчей бумаги, черно-белые. Алла уже видела их один раз в кювете в ванной у Фотолюбителя, но ей показалось сейчас, как только она бросила на карточки взгляд, что выражение их лиц способно меняться и дальше, и дело было вовсе не в обманчивом красном свете, который был там, потому что тут-то был обыкновенный, белый, чуть жестковатый. И она склонилась над столом, совсем забыв о госте.
Вот Старшина Зябликов смеется какой-то собственной шутке с рюмкой водки в руке. Лицо его сожжено вечным полевым загаром, но оно уже не выглядит деревянным, как вначале, да и солдатский бобрик успел как-то пригладиться, это делает лицо мягче. Но ведь он засланный, это уже всем известно.
Вот Журналист, глазки его так и блестят, выражение лица у него непроизвольно-наглое, но сейчас, пожалуй, честное, если вглядеться. Кто из них кого победил в этой борьбе и за что она велась-то?
Вот присяжная Швед, похожая на Гурченко; любит она поскандалить и здорово это у нее получается, надо отдать ей должное. Но независимость эта показная, а на самом деле-то она ищет, за кем бы пойти.
Вот слесарь шестого разряда Климов, он не может купить своей умирающей жене лекарства, значит, их судьба зависит и от того, умрет ли она до вердикта или уже после. И не имеет значения, на чьи деньги он ее похоронит, и какие же к нему самому могут быть претензии, если их надо предъявлять совсем другим людям.
Вот и она сама, училка, скрывшая свою педантичную и нудную сущность за нимбом золотых даже на черно-белой фотографии волос. Наверное, как училка, она тоже должна была бы голосовать за обвинительный, потому что нарушен закон, но есть же и какая-то логика в музыке, где развитие определенной темы предполагает определенный финал, и она-то будет голосовать за оправдательный, конечно.
Ри, существо совершенно загадочное за своей внешней ослепляющей красотой; порочна она или невинна там, внутри, — этого даже и понять нельзя. Роза, фирмачка, она лучше всех все понимает и должна бы, конечно, первой проголосовать за оправдательный, но уж больно все сечет, просто счетная машинка, это как раз и заставляет сомневаться, потому что там может быть и не евклидова геометрия.
Елена Викторовна, актриса с натруженным лицом обезьянки; вот эта никогда бы не позволила себе солгать, но где она теперь? Океанолог, его слово тут могло бы стать решающим, но он уже не только улыбкой, он весь уже не здесь, где-то в море, и там у него совсем другие проблемы, а жаль. Хинди, сестричка, ангел в очках; она-то, конечно, милосердна, вот только бы хвостатый, Журналист, не увлек ее на неверный путь, ведь она ему так верит. Вот похожий на медведя Петрищев, который сейчас просто запил. Шахматист Ивакин, игрок; он, конечно, прикинет, как будут голосовать остальные, и поставит на большинство просто потому, что это же не скачки. Анна Петровна, ну, тут вроде бы и вопроса нет. Или есть вопрос? Или она вдруг вспомнит о сыне, который тоже стоял, несчастный наркоман, всегда на пороге тюрьмы, пока был жив еще вчера?
А вот и фотолюбитель Рыбкин, который глядит на нее сейчас сбоку с немым обожанием слишком близко посаженными глазами, и, вспомнив об этом, Алла почувствовала, что ей неприятно. Она ведь, училка, настаивала всегда, чтобы уроки за ней повторяли осмысленно…
— О чем вы думаете, Алла?
162 
