172 
— Ну, — сказала она, продолжая оглядываться, — ты же сам говоришь, что мы все стали родными друг другу. Вот и я сказала в регистратуре, что я твоя жена, но забыла паспорт, назвала все твои данные, рассказала, что ты перенервничал в суде; мне поверили и пропустили. А как ты себя чувствуешь?
— Ты знаешь, не очень, — сказал Рыбкин. — Сердцебиение, аритмия. Врачи сказали, что, если бы я не вызвал «скорую», у меня мог бы быть инфаркт. Ты садись.
— Аритмия, — сказала Алла, продолжая стоять посреди палаты. — С сердцем шутки плохи. Нервы опять же. И тебя положили по «скорой» в эту больницу?
— Они отвезли меня в первую попавшуюся, — сказал Рыбкин, — Просто повезло.
Он поднялся и сделал неловкую попытку подвинуть штору на окне, чтобы скрыть то, что лежало на подоконнике. Но Алла уже заметила, что там лежит.
— Это и есть «Никон»?
— Да.
— С телеобъективом, как ты мечтал?
Она издали, не дотрагиваясь, разглядывала внушительную трубу объектива с точками красненьких и зелененьких меток.
— Она сказала… — начал Рыбкин и запнулся, тоже глядя на объектив. — Она сказала, что, если я не соглашусь заболеть, кого-нибудь из нас может сбить машина. Или хулиганы изобьют. Ведь ты одна с собакой гуляешь поздно…
Алла молчала, разглядывая красненькие и зелененькие метки и циферки.
— А это все-таки вещь! — сказал он. — Давай я тебя щелкну? Сядь в кресло.
— Нет, спасибо, я не хочу, — сказала Алла, — Кстати, я тебе пряники принесла. Мы их не доели в суде, как в прошлый раз.
Она достала мешок с пряниками из сумки и выложила их на стол.
— Откуда же я мог знать, что ты придешь меня навестить? — сказал Рыбкин, понимая, что сейчас она уйдет. — Я думал, что я тебя вообще больше никогда не увижу. Может быть, если бы ты во вторник…
— Прости, — сказала она. — Я не понимала, что это для тебя так важно.
— А если бы понимала, то что, ты позволила бы мне остаться?
— Не знаю, — сказала она, потому что и правда не знала. — Может быть…
— Ради Лудова?
— Нет, конечно, не ради Лудова.
— Но ведь и не ради меня.
— Нет, конечно. Но правда, Арнольд, мне жаль, что все так получилось. У тебя очень хорошие фотографии. Ну, я пойду, пожалуй?
— Постой, сядь, я тебя щелкну на прощание, — взмолился он.
— Не стоит, — сказала она, отворяя дверь. — А ты был прав: расставания нет.
Она уже вышла. Он бросился к окну и поднял телеобъектив, слившись с ним, хищно совмещая красные и зеленые метки на внешней поверхности этой своей трубы вечности. Вот она показалась на дорожке, в видоискателе, многократно увеличенная его трубой времени и расстояния, он видел ее сзади крупно, он вел ее объективом, но не спешил нажимать на спуск, затаив дыхание.
Обернется или не обернется? Обернется — не обернется? От этого, казалось, сейчас зависела вся его жизнь. И вот она все-таки то ли подумала что-то, то ли почувствовала спиной и обернулась — щелк!..
Теперь она была его навсегда в сиянии своих удивительных волос.
Вторник, 8 августа, 15.00
Офис адвокатской фирмы Елены Львовны Кац поразил их своей современностью. Дорогой, но зато, видимо, очень дорогой, здесь была только мебель, а кроме мебели, компьютеров, да еще самих адвокатов, которые стремительно входили и выходили из многочисленных дверей, как бы подгоняемые прохладным дыханием кондиционеров, тут ничего и не было. Это было совсем не похоже на ленивый, загроможденный всякими подробностями и хламом суд, это была какая-то другая юриспруденция, и сама Елена Львовна тут не всплескивала руками, а была с ними чрезвычайно любезна, но конкретна и чуть-чуть нетерпелива.
— Какие у вас есть доказательства того, что он лег в больницу не по болезни, что кто-то его туда положил, чтобы сорвать вердикт?
Старшина, преподавательница сольфеджио и Журналист посмотрели друг на друга. А больше никто и не пришел, хотя еще несколько дней назад больше всех на эту встречу рвалась, конечно, «Гурченко».
— Но его просто не могли положить по «скорой» в эту больницу, — сказал Кузякин. — Это элитная больница, там у него отдельная палата, так не бывает.
— Почему не бывает? — сухо сказала адвокатесса. — Место было, вот и положили.
— Но я могу сам сходить туда от газеты и задать вопросы.
— Ну ладно, допустим, вы заплатите, там скажут, что им кто-то позвонил, хотя вы все равно не узнаете кто. Что дальше? С точки зрения процесса?
— Дальше надо проводить независимую экспертизу, — настаивал Журналист.
172 
