Он сжал ее в объятиях.
— Ты забудешь?
— Это… другое дело.
— Почему это — другое дело?
Она хотела спрятать свое лицо у него на груди, но он опять повернул его к себе.
— Ответь мне искренне, ты сможешь забыть мою любовь и то, что я целовал тебя?
Она опустила глаза, не в силах произнести хоть слово.
И вновь их губы слились, и он целовал ее так страстно, с такой одержимостью, что она ощутила себя частью его, перестав быть собой.
Ее мягкие и податливые губы говорили о преданности и доверии ему, и его поцелуи тоже стали более нежными и ласковыми, и она не могла сопротивляться его немой мольбе.
Она со всей очевидностью поняла, что полюбила его с самого первого мгновения, когда почувствовала в нем единственного друга в замке.
Эта любовь с каждым днем становилась все сильнее.
Каким невероятно прекрасным был он в своем килте!
Она не могла думать ни о чем ином, любовалась им, когда он был рядом, видела его каждую ночь во сне.
И теперь, в эти минуты счастья и неземного блаженства, она поняла — именно о такой любви она мечтала.
Такую любовь испытывали друг к другу Алистер и ее сестра.
Такую любовь она надеялась когда-нибудь найти, если ей очень, очень повезет.
Эта любовь сама нашла ее, но в жизни любимого человека она, Пепита, ничего не могла значить, а потому надо собраться с силами и отказаться от этой любви.
Как будто угадав ее мысли и чувства, Торквил поднял голову и спросил:
— Что мы можем сделать, моя любимая?
И опередил ее с ответом.
— Я намерен жениться на тебе, но мне понятны твои чувства к детям.
— Как могу я… довериться… герцогу?
Пепита говорила тихим, срывающимся голосом, ибо в это время Торквил целовал ее в щеку и ее сердце отчаянно билось рядом с его сердцем.
— Да, он обошелся с Алистером отвратительно и противоестественно, — констатировал Торквил, — но, может, теперь это послужит ему уроком.
— Можно ли быть уверенным в этом? — покачала головой Пепита. — А ведь есть еще… герцогиня.
— Я не думаю, что ей удастся убедить его отослать детей.
— Но… если у нее будет сын, она возненавидит Рори еще сильнее, чем сейчас, и она может даже… что-нибудь… подстроить против него.
— Это невозможно! — запротестовал Торквил. — Я понимаю, она захочет, чтобы ее сын занял место Рори, но даже и в этом случае ты не сможешь вечно защищать его, и скоро он должен будет поступить в школу.
— Герцог может… отослать обоих детей.
— Я уверен, он не сделает этого.
— Я не… уверена… ни в чем, — с отчаянием молвила девушка.
— Кроме меня! Ты должна верить, дорогая, что я люблю тебя, и даже если нам придется подождать, рано или поздно ты станешь моей женой.
— Но тогда что за жизнь настанет для тебя… вырванного герцогом из круга знакомых и родни… с враждебностью со стороны членов клана… которые… возненавидят меня так же, как ненавидели мою сестру?
Торквил молчал — ему нечего было противопоставить этим убедительным доводам.
Пепита осторожно высвободилась из его рук.
— Ты должен вернуться, — обронила она. — Ты можешь… понадобиться герцогу… и он… заподозрит, что ты… со мной.
— Они будут играть в бридж и не скоро вспомнят обо мне.
— Как ты можешь быть уверен в этом… или в чем либо ином? — растерянно произнесла Пепита. — О Торквил, я… боюсь!
— Мое сокровище, моя дорогая, я не хочу еще больше усложнять твою жизнь, тебе и без этого неимоверно тяжело. Но я так отчаянно люблю тебя, я не могу потерять тебя.
Пепита прошла несколько шагов к краю башни и посмотрела на море.
Все ее существо трепетало от чудесного переживания, подаренного Торквилом.
В эту минуту ей не хотелось думать, что он напрасно поцеловал ее и что она должна отказаться от его любви.
Он ей необходим, каждая клеточка стремится к нему, и она знает: он чувствует сейчас то же самое.
Торквил подошел к ней и встал рядом.
— Мы всегда будем помнить этот миг, он так много значит для нас обоих, и клянусь тебе всем, во что я верю, ты будешь моей, мы будем вместе, несмотря ни на какие препятствия и трудности.
Он говорил с большим чувством, и Пепита, повернувшись, посмотрела на него.
Их глаза встретились, и они уже не могли отвести друг от друга взгляд.
— Скажи мне, пока мы стоим здесь, отринув весь мир, что ты чувствуешь ко мне?
— Я… люблю тебя! — очень нежно произнесла Пепита.
— И я люблю тебя!
Это прозвучало словно клятва, священная для обоих, которую никто из них никогда не сможет нарушить.