153 
Полоз, наконец придя в относительное согласие с самим собой, вдруг глубоко вздохнул и, опустившись на колени, покаянно опустил голову.
— Прости! — еле слышно прошептал он, будто это короткое, но такое тяжелое слово далось ему с невероятным трудом. — Прости меня, Салли, если сможешь… — продолжил уже чуть смелее, осознав, что его никто не перебивает и не гонит. — За мою тупую черствость и эгоизм, за нежелание понимать и слушать, за недоверие и ничего не стоящее самомнение. Я безмозглый, бесчувственный чурбан, ничего не смыслящий в жизни. Я хотел добиться своей цели любой ценой, совершенно не принимая в расчет, что ты такое же живое существо, как я сам. Ты преподала мне хороший урок, заставив понять, что в жизни есть вещи гораздо важнее золота, драгоценных камней и политики. Я благодарен тебе за это. Прости за то, что из-за меня ты попала в такую страшную передрягу, чуть не стоившую тебе жизни. Знаю, что все мои слова и оправдания выглядят жалким лепетом по сравнению с тем, что пришлось пережить тебе по моей вине, а твои боль и обида более чем оправданны… Но если бы ты оказалась так великодушна и дала мне всего один шанс…
Слушать его дальше было выше моих сил.
— Я прощаю тебя, — поспешно пролепетала я и не удержалась — провела дрожащей ладонью по склоненной в ожидании окончательного приговора голове. — Прощаю…
— Прощаешь? — Полоз вздрогнул от моего легкого прикосновения, будто ожидал совершенно другого, а теперь не верил в реальность происходящего.
— Я не хочу держать на тебя зла, не хочу всю жизнь лелеять глупые обиды, — сбивчиво принялась объяснять я. — Сначала я действительно тебя ненавидела, боялась, старалась напакостить всеми возможными способами, удрать, чтобы никогда не видеть твою холодную до дрожи физиономию. Ты сам не оставлял мне ни малейшего шанса…
— Я знаю. — Коленопреклоненный Хранитель Золота порывисто притянул меня к себе и уткнулся лбом мне в живот. — Еще раз прошу — прости…
— Еще раз отвечаю — прощаю.
Странный огненный вихрь, взявшийся неизвестно откуда, вдруг окутал нас раскаленным жалящим пологом. Невыносимый жар пламени даже мне не давал дышать и нестерпимо жег кожу. Я дернулась было, чтобы хоть как-то вырваться из власти этого безумного кошмара, но, к ужасу, обнаружила, что не могу пошевелить и пальцем. Закричать, позвать на помощь тоже не получилось, горло сдавило обжигающими тисками. Это что же получается? Неужели я с таким трудом выкарабкалась из лап смерти только для того, чтобы тут же второй раз умереть от коварства родной стихии? Что-то она в последнее время со мной в кошки-мышки играть повадилась: убью — воскрешу, снова убью и… подумаю, воскрешать или нет. А Полоз? Если он чувствует то же, что и я, то ему намного-намного хуже, ведь с огнем у моего мужа не такие дружественные отношения. Мне пришло в голову попытаться сменить ипостась, однако и в этом я потерпела сокрушительную неудачу, силы мысли оказалось для этого явно недостаточно. Но тут пламя начало постепенно спадать, жар ощутимо ослаб, и уже через минуту на землю упали последние затухающие искры.
Я осторожно приоткрыла глаза, зажмуренные больше от страха, чем по необходимости, и с удивлением обнаружила, что все живы-здоровы, никого даже не подпалило, а Полоз стоит уже на ногах, пытаясь заслонить меня от невесть откуда появившейся опасности, но так и не находя ее источника. Наши папашки с откровенным ужасом взирали на нас и не смогли сказать ничего внятного по поводу происходящего. Особенно мой, он даже с лица спал, перепугавшись, что, едва обретя дочь, чуть снова ее не потерял.
— Что за шум, а драки нету? — В ворота как ни в чем не бывало вошла Алессандра. Ее длинные иссиня-черные волосы густым водопадом струились по спине, очень гармонично сочетаясь с алым костюмом несколько странного покроя. Тонкие, почти облегающие красные брюки были заправлены в высокие лаковые сапоги с острыми носами, камзол, тоже красного цвета, смотрелся на теле, как вторая кожа, соблазнительно облегая все необходимые выпуклости, а декольте было не то чтобы глубоким, но открывало достаточно пространства для развития фантазии и обильного слюноотделения у мужской половины населения. К левому плечу брошью в виде пятилепесткового пламени была приколота полупрозрачная накидка, выдержанная все в тех же алых тонах. В руках ведьма держала тросточку, навершием которой служил самый настоящий огонь, слабо трепещущий при каждом дуновении ветра.
153 
