Глава 1

1815

Почтовая карета доставила капитана Конрада Хорна на Уайт-Холл, к дверям Адмиралтейства.

Пройдя сводчатые ворота, он обратил внимание на якорь, украшавший фронтон четырех коринфских колонн, отметив, что тот как всегда производит потрясающее впечатление.

Он назвался слуге и заметил, с каким восхищением тот смотрит на него – что ж, с момента своего возвращения Конрад уже привык к таким взглядам.

Он до сих пор слышал рев восторженных криков, встретивший его в порту.

– Тигр! Тигр Хорн! Тигр! – скандировала толпа, собравшаяся на пристани; всю дорогу до Лондона он чувствовал неослабевающее внимание к своей персоне.

Факт того, что он вышел живым из этого, по всем параметрам самоубийственного предприятия все еще казался ему невероятным.

Но он знал, что успешно совершив то, чего не было в его самых смелых планах, и оставив позади обломки французских кораблей, он забил еще один гвоздь в гроб Наполеона Бонапарта.

Он увидел, что слуга возвращается, но за мгновение до этого его внимание привлек человек в форме, восторженно приветствующий его.

– Конрад, я так надеялся увидеть тебя!

Он подскочил к капитану, протягивая руку, которую тот горячо пожал.

– Джон! Как ты? Я беспокоился о тебе, но никак не ожидал увидеть тебя здесь.

– Мне повезло – я нашел работу на берегу, хотя теперь о море, скорее всего, придется забыть.

– Не думаю, что эта мысль тебе по душе, – с сочувствием в голосе произнес Хорн. – Хотя, с другой стороны, у тебя осталась возможность носить форму.

– Я боялся, что больше никогда не смогу вернуться к службе, но врачи залатали мои раны – хотя за это стоит сказать спасибо и моей жене; она была лучшим доктором из всех.

– Я думаю; для нее это было несложно, – улыбнувшись, заметил Хорн.

Собеседники замолчали, размышляя о тех неквалифицированных судовых врачах, которые, практически ничем не отличаясь от мясников, наносили флоту гораздо больший урон, чем огонь противника.

– Но почему мы заговорили обо мне, когда у всех на устах твое имя? Прими мои поздравления, Конрад. Твои доклады увлекают гораздо сильнее любых романов.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты был со мной.

– Мне тоже. Но только тебе было под силу продержать в страхе ночных нападений все побережье и столь виртуозно избежать встречи с превосходящими силами противника.

Они рассмеялись, припомнив авантюру, в ходе которой Конрад потопил два вражеских фрегата в Бискайском заливе.

Его собственный корабль, «Тигр», нанес французскому флоту – и без того потрепанному после Трафальгарской битвы – такой урон, что стал желанным объектом охоты для всех судов противника.

Событие, о котором упомянул Джон Хаскинсон, произошло на закате. Осознавая, что враг превосходит его как числом, так и вооружением, Конрад поднял паруса и всю ночь пытался уйти от погони.

Тем не менее его преследователи не сдавались и, к концу следующего дня, уже почти вплотную приблизились к «Тигру».

Когда на море опустилась ночь, Конрад предпринял последнюю попытку избежать схватки: за борт был спущен бочонок с лампой, за которым и поплыли преследователи, в то время как «Тигр» с погашенными огнями резко сменил курс.

Утром следующего дня на горизонте виднелись силуэты лишь двух французских фрегатов.

– Хотелось бы мне видеть лица лягушатников! – рассмеялся командор Хаскинсон; Конрад последовал его примеру.

При следующей встрече с врагом «Тигру» не пришлось отступать; в результате Конрад привел в гавань несколько призовых судов, затопив остальные.

Подошедший ливрейный слуга объявил:

– Его светлость сейчас примет вас, сэр.

Джон Хаскинсон похлопал друга по плечу.

– Что ж, иди и получай поздравления – ты их заслужил.

Сегодня ты фаворит его светлости и я не буду портить тебе удовольствия, рассказывая, какие награды тебя ждут.

– Рад был тебя видеть, Джон. Береги себя.

Двинувшись дальше, он думал не о себе, а о той перемене, которая произошла с его другом.

Раны, полученные Джоном Хаскинсоном в Трафальгарской битвы, превратили его из высокого гордого красавца в бледного, истощенного старика.

Конрад вздохнул.

Он всегда содрогался, вспоминая сколько людей остались, покалеченными на всю жизнь.

Слуга отворил массивную дверь и произнес:

– Капитан Конрад Хорн, милорд!

Конрад вошел в просторный кабинет, обратив внимание на полотно с изображением парада королевской конницы; в тот же момент первый лорд Адмиралтейства, виконт Мелвилль встал, приветствуя его.

  1