очень нудно 
48 
Заканчивался первый месяц весны, почки еще не распустились – лес стоял совершенно голый. Спрятаться в нем было тяжеловато, и нам повезло, что здесь росли широченные дубы, а не какие-нибудь худосочные осины.
Мы торчали в засаде уже пятый нар, солнце медленно ползло по небосводу, пока не скрылось за корявыми толстыми ветвями. Тени тут же загустели, выползли на открытое пространство, стало сумрачно и еще более неуютно, чем прежде. Поднялся сильный ветер, и лес перестал быть безмолвным. Он шумел сердито и страшно, словно старик, которого побеспокоили забравшиеся в огород мальчишки.
– Кому нужна эта тропа? – спросил Трехглазый, крепко сбитый, уже начавший лысеть мужчина. – Армия здесь все равно не пройдет, а от мелкого отряда – толка чуть.
Я лишь пожал плечами. Старому Хорьку виднее. Его нюх не раз и не два помогал нам избежать серьезных неприятностей.
Ветер продолжал надсадно шуметь в кронах. Многие солдаты расслабились, отложили луки. Кто-то привалился к дереву, кто-то был занят негромкой беседой, один из мечников даже умудрился задремать. На ветку дерева, под которым я находился, сел рябинник, взъерошил пестрые перышки, посмотрел на меня черными бусинками глаз и, решив, что здесь слишком многолюдно, упорхнул.
– Командир, до темноты меньше нара. Не пора привести лошадей? – спросил у меня подбежавший солдат.
– Рано, – негромко ответил я ему, снимая с рук теплые перчатки. – Недолго осталось. Потерпите с ребятами.
Он кивнул и отошел на свое место.
Прошло еще несколько минок. Вернулся Юми, следивший за дорогой.
– Вот так, собака!
– Кто-то идет?
Он дал понять, что именно об этом и говорит:
– Вот так, собака!
– Трехглазый. Скажи, чтобы все были готовы.
– Проклятье, – пробормотал тот, подхватывая лук, – все-таки полезли…
Я посмотрел на бледное небо. Еще десять-пятнадцать минок, и станет настолько темно, что эффективность стрельбы снизится вчетверо. Возможно, бить придется почти вслепую. Бездна знает, прорвется ли через облака луна.
Они показались, когда сумерки стали почти непроглядными, а наши нервы натянулись до предела. Всадников оказалось больше двух десятков. Трое из них носили белое, и как только я это увидел, в животе у меня тут же заскреблась кошка. Некроманты могут причинить массу неприятностей, оказавшись в тылу нашей армии. А уж если мы сейчас допустим промашку – нас сровняют с землей вместе с этим лесом.
Белые ехали рядом, капюшоны скрывали их лица. В груди больно закололо, и я понял, что перестал дышать.
Спустя еще несколько ун, я и мои лучники отпустили тетивы. Воздух пронзили четырнадцать стрел. Двое некромантов тут же превратились в подушечки для иголок, но третий успел выставить мерцающую ярко-голубым стену. Воцарился всеобщий хаос. Попавшие под обстрел люди орали, мы продолжали стрелять.
Некромант взмахнул рукой, что-то пролетело ярдах в пятнадцати от меня, разорвалось с сухим треском, раздались крики боли. Загудел ловчий рожок Квелло, и, прекратив опустошать колчаны, мы, сменив луки на клинки, бросились помогать мечникам. Сразу пятеро насели на некроманта и стянули его с седла, но прежде он успел убить троих.
На меня выскочил всадник с копьем, но ударить не успел. Кто-то ловкий, так и не расставшийся с луком, всадил набаторцу стрелу в горло. Я отпрыгнул в сторону, избежав лошадиных копыт, и поймал на клинок удар кавалерийского меча одного из спешившихся южан. Пырнул его в грудь кинжалом с левой руки, рубанул по лицу.
Рядом ребята Квелло рвали врагов, словно сторожевые псы лиса. Через несколько минок все было кончено. Уцелевших под стрелами добили мечами.
– Юми, – сказал я вейе, с ликованием прыгавшему по одному из мертвецов, – беги проверь, нет ли кого еще на дороге.
– Вот так, собака! – кивнул он и умчался.
Я вытер рукавом вспотевший лоб, убрал клинок в ножны.
– Где Трехглазый?!
Он тут же откликнулся, выступив из мрака:
– Здесь, командир.
– Зажгите факелы!
Из леса вернулся запыхавшийся Квелло, преследовавший южанина, пытавшегося убежать.
– Не ушел, – улыбнулся воин.
Я кивнул.
Воины стали проверять мертвецов и добивать тех, кто еще дышал.
– Слишком просто, – пробормотал я, принимая из рук Трехглазого свой лук.
– Радоваться надо! – улыбнулся тот. – Белые твари могли бы даться нам не так просто!
– Эй! Сотник! – крикнули мне. – Этот еще жив!
По тону я понял, о каком «этом» идет речь. Солдаты молча столпились перед лежащим на боку сдисцем, но никто не подходил ближе, чем следует. Человек тихо стонал. Я обнажил нож.
48 
