21.

Посреди ночи Кэтрин открыла глаза, словно от толчка. Ей приснилось, будто Воганы зашли в комнату, увидели их вместе в постели и с позором выгнали из своего дома. Краска стыда залила ее лицо, и она посмотрела на Эвана, который безмятежно спал рядом с ней.

Как он мог столь беспечно относиться к тому, что вытворяет под самым носом у своих благодетелей? Конечно, сейчас их не было в доме, но кто знает, когда они вернутся? Эван уверял ее, что Воганы часто остаются переночевать в своем доме в Кармартене. Но ее все равно не покидало смущение из-за того, чем они с Эваном занимаются под кровом Воганов в отсутствие хозяев.

Чего не скажешь об Эване. Вот уж поистине мужчины бессовестные создания. Он продержал ее в постели весь день. Она села и посмотрела на окно, сквозь которое луна струила свой свет. Там, на подоконнике, он взял Кэтрин в первый раз. Краска залила ее щеки при воспоминании об этом. А потом она покраснела еще больше, вспомнив, каким ласкам они предавались весь день.

Какое наслаждение она получила, лежа на нем сверху. Отбросив всякое смущение и стыд, Кэтрин могла сама двигаться так, как ей хотелось. Какие удивительные вещи Эван открыл ей! И какое удовольствие ему доставляло то, что она до сих пор не имела понятия о любовных утехах. Но Кэтрин и не представляла, чего она лишает себя… какое это счастье, лежать в объятиях любящего тебя мужчины. Вечером, когда они решили спуститься к ужину и выяснить, не вернулись ли Воганы, оба обрадовались, услышав, что хозяева намерены были остаться в городе на ночь. Это, казалось, дало Эвану право вести себя как заблагорассудится. Кэтрин не могла поверить, что он способен вытворять такое во время еды. Он усадил ее рядом с собой, гладил и ласкал незаметно для слуг под столом, за длинной скатертью, и при этом уверял, будто бы со стороны ничего не заподозришь и они выглядят как два друга, которые получают удовольствие от еды. Но Кэтрин была уверена — завтра все слуги только и будут говорить, что об их скандальном поведении.

Но самое странное — хоть ее и ужасала мысль, что кто-то увидит, чем они занимаются, — тайные ласки Эвана вызывали в ней какое-то особенное чувство удовольствия, не сравнимого ни с чем. Кэтрин совершенно не запомнила, что ела и что пила, и даже не помнила, о чем они говорили. В памяти осталось только невероятное возбуждение, которое она испытывала, когда он, положив руку ей на бедро, медленно поднимал платье, пока рука его не коснулась лона. Он с такой изощренной нежностью ласкал ее лоно, что довел ее до крайней степени желания буквально за несколько минут.

И тогда Кэтрин решила погасить огонь огнем и, протянув руку, прикоснулась к его мужской плоти, просунув руку сквозь застежку на брюках. Ей хотелось только подразнить его, но едва она собралась убрать руку, он сжал ее ногами и попросил:

— Оставь так, дорогая моя!

Только когда слуги принесли следующую смену блюд, Эван позволил ей отнять руку, но к тому времени плоть его затвердела как камень. И к концу ужина они оба настолько возбудились, что не помнили, как добрались наверх, до постели — и друг до друга.

Позже она пыталась его убедить не вести себя столь вызывающе. Но он, усмехнувшись, ответил, что она требует невозможного от мужчины, который сгорает от желания. И он снова приник губами к ее лону и исступленно ласкал, пока она не принялась молить его войти в нее. Только после этого он положил ее на себя.

  133