40 
...пустили в ход пропеллер.
... Затем ощущение быстрого движения по земле — и страх!
Я чувствую, как аппарат, точно живой, поднимается на несколько метров над землей и опять падает на землю и катится по ней и опять поднимается... Наконец Заикин, точно насилуя свою машину, заставляет ее подняться сразу вверх.
... Мне кажется, что мы не движемся, а под нами бегут назад трибуны, каменные стены, зеленеющие поля, деревья, фабричные трубы.
Гляжу вниз — все кажется таким смешным и маленьким, точно в сказке. Страх уже пропал. Сознательно говорю, что помню, как мы повернули налево и еще и еще налево. Но тут-то вот и случилась наша трагическая катастрофа...
Сначала я видел Заикина немножко ниже своей головы. Вдруг я увидел его голову почти у своих колен... С каким-то странным равнодушным любопытством я видел, что нас несет на еврейское кладбище, где было в тесном пространстве тысяч до трех народа.
... Заикин в эту трагическую секунду сохранил полное хладнокровие. Он успел рассчитать, что лучше пожертвовать аэропланом и двумя людьми, чем произвести панику и стать виновником нескольких десятков человеческих жизней. Он очень круто повернул налево. И затем я услышал только треск и увидел, как мой пилот упал на землю.
Я очень крепко держался за вертикальные деревянные столбы, но и меня быстро вышибло с сиденья, и я лег рядом с Заикиным.
Я скорее его поднялся на ноги и спросил:
— Что ты, старик? Жив?!
Вероятно, он был без сознания секунды три-четыре, потому что не сразу ответил на мой вопрос, но первые его слова были:
— Мотор цел?»
* * *
— Мотор цел?.. — снова спросил Заикин у подбежавшего Шарля Риго.
— Вы — герой, мсье, — торжественно сказал Риго, помогая подняться Заикину. — Для меня это большой престиж, что я работаю с вами.
— Поди ты к черту!.. — простонал Заикин. — Эк тебя понесло! Ляксантра Иваныч! Не убился?
— Вроде бы нет, — ответил Куприн.
Со всех сторон бежали к аэроплану люди. В ложе Пташннков говорил Травину:
— Немедленно, как только они уедут, пригласите судебного пристава опечатать аэроплан, ангар и запасные части. Идея себя изжила. Бабочки-однодневке должны к вечеру умирать, как это ни грустно. Сообщить судебному приставу об остатке долга нашего авиатора.
* * *
В номере гостиницы врач осматривал Заикина. Тут же сидели удрученные Куприн, Пильский, Саша Диабели и Ярославцев.
Распахнулась дверь, и в номер ворвались Шарль Риго и франтик в диком возбуждении.
— Иван Михайлович! — с ходу завопил франтик. — Такая шкода, что вы и представить себе не можете! Эти байстрюки!
Вечно спокойный и невозмутимый Риго что-то вопил по-французски и потрясал кулаками.
— Тихо, Шурик! Тихо!.. — крикнул франтик. — Иван Михайлович! Они опечатали «фармашку» и не пускают нас его чинить! Как вам это нравится?!
— Кто опечатал? — потрясенно спросил Заикин и встал.
— Пташниковы! — закричал Риго и стал ругаться на своем родном языке.
— Братцы,.. — Заикин обвел глазами друзей и растерянно развел руками. — Как же это так, братцы? Что же мне теперь делать?
* * *
Несколько журналистов одесских газет под предводительством Пильского и Саши Диабели стояли в конторе Дмитрия Тимофеевича Пташникова и строчили в блокноты.
По всей вероятности, Дмитрий Тимофеевич решил не церемониться и говорил поэтому нормальным светским языком:
— Я решил покончить с воздухоплаванием.
— Почему бы вам не перекрасить Черное море? — злобно спросил Пильский.
— Это мое предприятие, и я волен продолжать его существование или закрыть. Так же как любой из моих магазинов.
— Чем вызвано подобное решение? — спросил Саша Диабели.
— Мне сейчас необходимо освободить и себя, и весь свой капитал для организации нового большого дела.
— Но ведь все ваши затраты на аэроплан и обучение Заикина возмещены. Его полеты приносят вам чистый доход, — сказал один из репортеров.
— Существует еще одна грань моего решения — моральная. Мне не хотелось бы выглядеть в глазах общества этаким купцом-эксплуататором прекрасного, смелого и уважаемого Ивана Михайловича Заикина...
— Тогда передайте Заикину безраздельные права на аэроплан и расторгните с ним контракт, — сказал Пильский.
— И рад бы, но не могу, — улыбнулся Пташников. — К сожалению, за ним существует зарегистрированный судебным приставом остаток долга в четыре тысячи рублей.
— А если общественность поможет господину Заикину возместить вам и этот долг — вы аннулируете договор? — спросил Пильский.
40 
