очень нудно 
60 
— Давайте посидим в ресторане, Аня? Поговорим…
По его снисходительному тону было ясно — он делает большое одолжение бедной замарашке. Я небрежно отказалась:
— Нет, спасибо, рестораны я не люблю. Если вы уж так хотите со мной поговорить, давайте посидим на берегу… — И решительно двинулась в сторону реки.
Он немного очумело повертел головой, но пошел за мной. На нем был дорогой летний костюм, совершенно не приспособленный для сидения на бережке. Мне было интересно, как он станет выпутываться из нестандартной ситуации, поэтому я устроила ему небольшую провокацию: остановилась возле густых старых ив и неопределенно махнула рукой:
— Посидим?
Панкратов уставился под ноги, где зеленела довольно чистая зеленая травка, убийственная для его светло-серого костюмчика. Покачав головой, обратился ко мне:
— Может, предпочтем более цивильное место?
Подойдя к стоящей среди ив скамейке, о которой знали только старожилы, — настолько она была завешена длинными ветвями, — я кротко поинтересовалась:
— А это сиденье для вас не по чину?
Он проследил за мной взглядом, заметил скамейку и негромко крякнул:
— Однако любите вы людям головы морочить!
Усевшись на скамейку, я старательно расправила юбку, чтобы не помять, и застенчиво спросила:
— Почему вы так решили?
Он запнулся, не зная, как объяснить очевидное. Я скромно ждала, силясь спрятать насмешливый блеск в глазах. Но можно было и не пытаться. Он посмотрел на меня, сел рядом и раздумчиво сказал:
— Теперь я понимаю, что в вас увидел Женя. Вы изрядная озорница и ничего не боитесь.
Сравнение с непуганой вороной мне не понравилось. Вскинувшись, я с вызовом спросила:
— А надо?
Он снял с носа темные очки, освободив из плена неожиданно задорные карие, с мелкими зелеными точками глаза.
— Да нет, зачем? Это придает вам шарма. Будете бояться — станете такой, как все.
Я протяжно протянула:
— А я-то думала, что умна. А оказывается — просто непугана. Что ж, всегда приятно узнать о себе что-то новое…
Панкратов с неодобрением покачал головой и мечтательно посмотрел на раскинувшуюся перед нами могучую реку. Вид открывался замечательный. По голубой спокойной глади скользили верткие лодки, солидно плыли яхты под разноцветными парусами, на далеком противоположном берегу стояли симпатичные коттеджи. Он посмотрел в одну сторону, потом в другую и выдал:
— Здесь вполне можно организовать небольшой сквер для горожан. Панорама отсюда — отменная! Павильончики поставить, розничную торговлю организовать…
Вот что значит государственный ум! Только бы испохабить все, что на глаза попадет. Я свирепо запротестовала:
— А вот этого не надо!
Он не понял:
— Чего не надо?
— Портить тут ничего не надо! Потом здесь жить невозможно будет! Зря я вас сюда привела, переоценила степень вашего интеллекта…
Он аж подпрыгнул.
— Что вы себе позволяете?
Без всякого пиетета я откровенно ему напомнила:
— Уважаемый Геннадий Петрович! Задушевная со мной беседа — исключительно ваша инициатива. Я ведь с вами могу и не говорить. Ничего не потеряю, кстати…
Он неожиданно рассмеялся.
— Да уж, ваша прямота действует освежающе. Я изрядно привык к всеобщему уважению, и то, что вы меня не уважаете, даже пикантно…
Поняв, что меня несколько занесло, я раскаянно приложила руки к груди.
— Извините, если мое поведение показалось вам невежливым. Просто я волнуюсь. С начальниками такого ранга мне еще общаться не доводилось.
Мужчина недоверчиво сдвинул черные брови, но решил удовлетвориться моими извинениями. И правильно сделал: зачем лишний раз испытывать судьбу? Снова посмотрел на меня и заметил:
— Как давно я не сидел с красивой девушкой, никуда не торопясь. На редкость приятное ощущение…
Мне же, наоборот, хотелось поскорее развязаться с этой тягостной повинностью, и я нетерпеливо спросила:
— Геннадий Петрович! Что вы хотели мне сказать?
Его медленный изучающий взгляд скользнул по моему лицу. Боюсь, после целого дня, проведенного на солнце, я выглядела не слишком презентабельно. Но меня это вовсе не волновало.
— Вы сегодня загорали?
Этот вопрос отдалил конец нашей встречи, и я нетерпеливо ответила, давая ему понять, что мне не нравятся вопросы о себе:
— Да. Но это к делу не относится…
60 
