очень нудно 
63 
Мне показалось, что ему так же неудобно, как и мне. Я украдкой взглянула в его сторону. Он действительно был напряжен и, как мне показалось, изрядно смущен. Что ж, если сейчас и в самом деле прозвучит то, что я предполагаю, то ему положено даже не смущаться, а под землю проваливаться от стыда. Он ведь женат…
Но вот он наконец собрался с силами и, глядя в сторону, хрипло произнес:
— Помогать вы мне не будете, это я понимаю, но я все-таки скажу. Вы мне понравились, Аня. Мне давно уже не нравились женщины. Вы мне нравитесь до такой степени, что, если бы я не был женат, я бы попросил вашей руки.
Замерев, я со все возрастающим изумлением смотрела на него. Он действительно говорил то, что я от него ожидала, но как говорил… Если бы мне в своих чувствах так признался Евгений, я сдалась бы сразу и безоговорочно. Он усталым жестом потер лоб и сумрачно продолжил:
— Понимаю, что шансов у меня никаких нет, но все-таки решил с вами поговорить. Вернее, просто не удержался. Ужасно захотелось посмотреть на вас еще раз. Я никогда не верил в первую любовь, последнюю любовь, но теперь понимаю, что в этом что-то есть.
Я сидела молча, сложив руки на коленях. Мои ответы ему были не нужны — он знал их лучше меня. Он посмотрел на меня с сожалением.
— Вы для меня — тот Рубикон, что поджидает в жизни каждого мужчину. У всех он разный: для кого-то это алкоголь, для кого-то желанная женщина. Я вам ничего не предлагаю. Во-первых, потому, что вы все равно откажетесь… — Тут он с немым вопросом посмотрел на меня, надеясь на опровержение, но, не дождавшись его, с горечью продолжил, убеждая себя: — А во-вторых, для меня связь с вами может иметь самые негативные последствия. Любовница мне не нужна, а молодая жена отвернет от меня всех моих старых друзей и соратников. Да и я не хочу выглядеть неблагодарным предателем в глазах жены, она столько для меня сделала…
Панкратов просто рассуждал вслух, собеседник ему был не нужен. Хотя сочувствующая слушательница — нужна. Мне казалось, что у него сейчас просто некий переломный момент и я в принципе никакой роли в этом не играю. Не я, так другая. Просто подошло время перемен и осознания своего предназначения в этой жизни. Что он будет делать дальше, как жить, не моя забота.
Он глухо продолжал:
— Мне кажется, мы с вами родственные души. Я всегда считал в жизни главным достоинство и порядочность. И старался следовать им в самые тяжелые моменты своей жизни. Но признаюсь, горше времени, чем сейчас, у меня еще не было.
Для меня эти понятия тоже были не пустым звуком. Именно поэтому он для меня не существовал — чужие мужья никогда меня не интересовали. Панкратов это понимал, но в его душе явно произошел какой-то надлом. И мне казалось, что виной этому вовсе не я. Может быть, он просто устал? Я сказала ему об этом, и он тяжело прикрыл глаза.
— И это, конечно, тоже. Но для меня, видимо, пришло время последней любви. Не думал, что она будет так для меня тяжела. Я всегда был цельной натурой и бороться с собой мне никогда не доводилось. Противное занятие, надо признать. И знаешь, что поступаешь правильно, а вся душа бунтует и требует совсем другого.
Тут он уступил порыву и взял меня за руку. Я с напряжением ждала, что он будет делать. Мне не хотелось быть грубой или бестактной, но как безболезненно напомнить человеку о долге и чести, только что им продекларированных?
Панкратов поднес мою руку к своим губам и горячо поцеловал. Потом, нахмурившись и превозмогая себя, положил ее обратно мне на колени, будто она была неким чужим и опасным предметом. Резко вздохнул.
— Извините, что привез вас сюда. Вам это не по душе, вижу. Но мне это было жизненно необходимо.
Я меланхолично покивала. У каждого из нас бывает время, когда хочется начать жизнь заново. Но это, как правило, проходит. Почувствовав, что Геннадий Петрович решил прекратить наш ни к чему не ведущий разговор, вернее, даже монолог, я, удовлетворяя свой неизбывный интерес, поспешно спросила:
— Что вы сказали дочери после нашей встречи в ресторане? Она была уверена, что вы усовестили Евгения…
Он удивился.
— Да я ее вовсе не видел. Она живет отдельно от нас. Я с женой говорил, а уж что было передано, не знаю. Да и усовестить Женю вряд ли кому удастся. Он всегда был очень самостоятельным. Порой даже чересчур.
Мы разом встали и медленно пошли по дорожке к выходу. Он безмолвствовал, горестно опустив седеющую голову, я тоже молчала.
63 
