7 
— Ричард выигрывает, — сообщил барон. — Говорит, ему сегодня везет. Мы с Тидвикком заключили пари. Я сказал, что он спустит тебе весь свой выигрыш еще до ужина.
Граф усмехнулся. Он знал, что если воздержится от спиртного, то при желании до рассвета сможет заставить Ричарда Тернера-Уилкокса проиграться в пух и прах. А впрочем, к чему все это? Какой во всем этом смысл?
— Ладно, сейчас приду. Будь другом, попроси кого-нибудь из слуг принести мне джина. — Ник ухмыльнулся. — Что-то в горле пересохло.
— Фи, джин! — скривился Сент-Джордж. — Какая гадость! — И вышел, бормоча себе под нос что-то нелестное насчет дешевого напитка, к которому Ник пристрастился во время ссылки.
Ник пропустил его бормотание мимо ушей. Он уже давным-давно перестал прислушиваться к мнению окружающих на свой счет.
Прошло несколько минут, и в дверь тихонько постучали. В дверях появился Теофилус Суон — главный лакей графа.
— Ваш джин, милорд. — Тео, светловолосый белокожий лысеющий мужчина, облаченный в черно-алую ливрею Рей-венуортов, снял с серебряного подноса хрустальный графин и стакан с толстым дном и поставил их на стол. — Какие будут еще распоряжения, милорд?
— Пока больше никаких. Спасибо, Тео.
Лакей вышел, а Ник отхлебнул добрый глоток холодной прозрачной жидкости, наслаждаясь начавшим разливаться по желудку теплом. Он выглянул в окно и без труда отыскал стройную фигурку. Элизабет сидела на кованой железной скамейке под ивой в самом дальнем конце сада.
Наверняка Элизабет Вулкот нахмурила бы бровки, увидев его со стаканом в руке. Граф знал, что она вообще не одобряет тот образ жизни, который он ведет. Это было заметно по выражению ее лица еще во время их первой встречи, да и потом он имел возможность в этом убедиться. Граф усмехнулся. Одним глотком осушив стакан, он снял с графина крышку и снова наполнил стакан до краев.
Сидя на скамейке в саду, Элизабет внимательно изучала шпили, башенки и фронтоны Рейвенуорт-Холла — дома из серого камня с высокими окнами и причудливыми резными дверями. По словам дворецкого, строительство его было завершено еще в шестнадцатом веке, и с тех пор им неизменно владела семья Уорринг. Дом был поистине огромен: сто сорок богато обставленных комнат, шестьдесят из которых — спальни.
Сейчас большая часть дома оставалась нежилой, однако даже те комнаты, которые не использовались, содержались в образцовом порядке, а раскинувшийся вокруг дома сад — даже не сад, а скорее парк — поражал своей красотой. Элизабет еще никогда не доводилось видеть ничего подобного.
Она провела пальцем по витому орнаменту скамейки, старательно отводя взгляд от окон второго этажа, где находился личный кабинет графа Рейвенуорта. Она знала, что граф за ней наблюдает. Видела его у окна почти каждый день со дня приезда.
Интересно, чем он занимается в своем кабинете? Вряд ли тем же самым, что и вечером. Элизабет прекрасно знала, что происходит в этом доме по вечерам. Хотя в это время она должна была оставаться у себя в комнате, не раз и не два она украдкой спускалась по черной лестнице вниз и наблюдала за тем, как граф со своими подвыпившими друзьями играет в карты, слушала их сальные шуточки, видела, как они ставят на кон кучи денег.
Граф тоже участвовал в пьяном веселье, однако временами во взгляде его проскальзывало нечто, заставившее Элизабет сомневаться в том, что он и в самом деле наслаждается жизнью. Элизабет упорно не понимала, как он мог дружить с такими людьми. Ни один из них ей не нравился. Вороны в павлиньих перьях, никчемные создания, присосавшиеся, как пиявки, к графу, и пользующиеся его добротой.
А впрочем, кто она такая, чтобы их критиковать? Разве сама она не делает то же самое?
Элизабет бросила взгляд на знакомое окно, однако едва различимый силуэт исчез. И сразу прелесть сада как-то потускнела, гулять по нему расхотелось, и она вернулась в свою комнату.
Там ее уже ждала Мерси Браун — горничная, которую к ней приставил Рейвенуорт.
— Нет, вы только посмотрите! — запричитала она. — Боже милостивый, ведь промерзли до костей, как пить дать!
По мнению Элизабет, Мерси Браун, с ее пышной фигурой, которую она демонстрировала при каждом удобном случае, простонародным говорком и почти полным отсутствием понятия о том, что такое женское кокетство, меньше всего подходила роль горничной.
— По правде говоря, я и не заметила, что на улице холодно. Денек такой солнечный, все небо покрыто пушистыми белыми облаками. Как можно сидеть дома в такую погоду? — сказала Элизабет.
7 
