очень нудно 
40 
– Ты.., этого хотел?
Рэнд не ответил, он боролся с непреодолимым желанием взять ее на руки, унести в свою комнату, быть с ней, обладать ею. Она была словно маленький, нуждающийся в ласке котенок, такая хрупкая и такая женственная. Желание неумолимо нарастало в нем.
– Да, – страстно проговорил Рэнд и ослепительно улыбнулся. – Но это произошло слишком быстро, – добавил он. Розали рассмеялась и, наклонив к нему голову, проговорила:
– Может быть, попробовать еще раз? – И, снова коснувшись его губ, почувствовала их нежный и терпкий пламень.
На этот раз Рэнд ответил на поцелуй и, раскрыв ее губы как бутон, страстно припал к ним.
Розали в смущении пыталась освободиться, но потом постепенно затихла в его объятиях, чувствуя странное томление и неожиданно острое наслаждение, словно это было одновременно и насилие, и невыразимая нега.
Она больше не сопротивлялась. Тело ее стало послушным и отзывалось на малейшее движение Рэнда. А он ласкал ее, и ощущение неземного блаженства наполняло сердце Розали. Ей было совсем не страшно, а, напротив, весело, словно ослепительный свет затопил все вокруг. Радость и восторг кружили ей голову.
Рэнд больше не сдерживал себя. Держа одной рукой голову Розали, другой он беззвучно и слепо боролся с застежкой ее платья. Поняв, что он делает, Розали вдруг замерла и отстранилась.
– Остановись, – проговорила она, словно очнувшись от сна или обморока. – Рэнд, я не хочу…
– Я понимаю, – хрипло произнес он и улыбнулся.
– Прости, – проговорила Розали, пытаясь встать с его колен, но он не отпускал ее.
– Розали, – начал он. – Моя холодная льдинка, сирена, ты держишь меня между Сциллой и Харибдой, Мне все равно, разобьюсь ли я о скалы или утону в водовороте волн.
Моя судьба решена. Я хочу тебя. Но, черт возьми, я хочу тебя, если только и ты хочешь того же!
Розали слушала Рэнда, закусив губы. Она испытывала непонятную тревогу и странную пустоту, словно ее бросили в бурлящий поток.
– Может быть, тебе нужна другая?
– Никто и никогда, – твердо ответил Рэнд.
Все ясно. Теперь они квиты: он отнял у нее когда-то невинность, а она сейчас забрала его свободу. Он не хотел другой женщины.
Розали грустно смотрела на него. Она никак не могла забыть и простить ужас, испытанный ею когда-то в его постели.
Рэнд понимающе посмотрел на нее и горько усмехнулся:
– Поверь, я знаю, как плохо было тебе тогда. Но не надо помнить зла, ты даже не представляешь себе, на что это может быть похоже!
– Но, послушай, – простонала она, – дело совсем не в том, что я боюсь или помню зло, я просто не хочу зависеть от тебя. Отпусти меня, пожалуйста.
Рэнд встал и подошел к ванне, наполненной водой.
– Все готово, – тихо сказал он. – Позови меня, когда закончишь.
– Рэнд, разве ты не хочешь поговорить со мной о…
– Не сейчас, – ответил он, направляясь к двери своей спальни. Неудовлетворенное желание постепенно перерастало в нем в глубокое разочарование, которое ничто не могло развеять.
* * *
– Он плохо себя чувствует, – извиняющимся тоном сказал Сележ.
– Из-за него я не спал всю ночь. Я тоже себя плохо чувствую. Позвольте мне все-таки войти.
Дверь распахнулась, и Рэнд оказался в гостиной Браммеля. Бо полулежал в кресле, обложенный со всех сторон подушками, вертя в руках золотой медальон, надетый на бархатную ленту. Казалось, он совсем не удивился появлению Рэнда.
– Поразительно, – печально проговорил Браммель. – И я, и Принни, оба произвели на свет дочерей в 1796 году.
Подумать только, его Шарлотта и моя Розали могли бы стать подругами, если бы не…
– Если Розали и является вашей дочерью, – резко прервал его Рэнд, – то надо признать, что ей было гораздо лучше вдали от вас всех.
– У меня нет ни малейших сомнений в том, что она моя дочь. Розали – точная копия дорогой Люси, и, кажется, в ней есть и мои черты.
– Не слишком много.
– Достаточно, – проговорил Браммель, и Рэнд вдруг почувствовал странную боль от того, что какой-то другой мужчина мог вот так предъявлять права на его Розали. Теперь эта девушка принадлежит только ему, что бы там ни думал этот стареющий фат, чье имя причинило Розали столько волнений.
– Вы не хотите узнать, как она себя чувствует? – спросил Рэнд, едва сдерживая раздражение.
Маска романтического одиночества слетела вдруг с физиономии Браммеля, и он вопросительно взглянул на Рэнда.
40 
