95 
Ласковин снизу вверх взглянул на Адаманта.
– Да,– кивнул тот.– Пей!
– Нет,– прозвучал рядом тихий голос Наташи.– Андрей, не надо.
Ласковин повернулся, сверху вниз посмотрел на свою подругу, затем снова снизу вверх – на густобородого «патриарха». Тот засмеялся.
– Тебя никто не неволит, красавица! – пророкотал Адамант.– Но он – должен!
И Ласковин осушил рог.
А потом тоже засмеялся и воткнул его «патриарху» в живот.
Адамант закричал. Протяжно, на одной ноте. Его согнуло пополам, блевотина выплеснулась на бороду. Ласковин отпрыгнул назад, повернулся и с необыкновенным удовольствием сломал нос одному из своих тюремщиков, а во второго всадил серию цки – горло, пах, солнечное сплетение. Ох, как давно Ласковин об этом мечтал!
С полдюжины адептов, еще не успевших присоединиться к оргии у колен кумира, вышли из ступора и бросились на Андрея. Добро пожаловать!
Первого Ласковин встретил таким йоко, что былинный красавец отлетел метров на десять. Наверняка с переломанными ребрами. Второй и третий подскочили практически одновременно. И практически одновременно полетели вверх тормашками. Двойной «хвост дракона». Андрей тут же выпрямился в высокой стойке. Блок, удар, прыжок с поворотом, сочный звук попавшего в цель маваши-тоби. Андрей упал в низкую стойку, медленно, картинно повел руками, выдохнул:
– И-и-и-с-с-с!
Вокруг вяло шевелились побитые враги. Какая легкость! Какая сила! Восторг! Кровь в жилах пенилась, как откупоренное шампанское, а сознание было пустым и неуязвимым. Навстречу бежали новые враги. Андрей встретил их пронзительным клекочущим криком… и они остановились. Андрей поднял руки, словно толкая перед собой огромный шар, мелкими шажками двинулся к противникам. Он видел их, всех вместе и каждого отдельно, с палками и без, полностью одетых и совершенно голых, волосатых и безволосых, жилистых и оплывших жирком, видел лица, искаженные яростью и страхом, видел, как мужчины привычно перестраиваются в бою. Еще он видел женщин, сгрудившихся под красной статуей. Голые, перепутавшиеся тела. Глупое человеческое мясо.
Крик, страшный, длинный крик огромной хищной птицы хлестнул их всех сразу. И тут же воин-одиночка врезался в строй, и первые повалились сбитыми кеглями. Остальные подались в стороны. Но недостаточно быстро. Вертящимся волчком Андрей прошелся по малому кругу, и каждый удар попал в цель…
…чья-то палка с сухим стуком ударила по голени. Андрей не почувствовал боли. Еще одна палка свистнула над головой (успел пригнуться) и угодила совсем не туда, куда целился ее хозяин…
…рыжая всклокоченная борода, раззявленный рот. Лицо возникшее и исчезнувшее. Пальцы, рванувшие рубаху,– захват, хруст, вопль. Скользкая потная кожа, запах пота… и крови. И легкость, легкость. Пружинящие колени, стремительные, хлесткие мощные удары. Лица, возникающие рядом и исчезающие, когда их касаются руки Андрея. Кулаки, локти, ладони, согнутые напряженные пальцы…
…выдох – выкрик – удар… выдох – выкрик—удар…
…земля ушла. Мир завертелся и вырвал ее из-под ног. Андрей упал на спину, тут же, пружиной, подскочил и снова упал, когда один из врагов прыгнул на него, а другой ударил палкой под колени. Прыгун тоже рухнул, получив локтем в кадык, но Ласковину это уже не помогло. Он еще отбивался, еще сумел кого-то подбить… не ощущая боли, только слыша звуки ударов и зная, что бьют его…
Потом звуки исчезли. Он смотрел в черноту над собой, ничего не слышал и не чувствовал.
Глава четырнадцатая
Зимородинский не пришел на тренировку. Это уже случалось, и никто особенно не удивился. Запасных ключей хватало, а занятия провел один из сэмпаев. После тренировки Матвеев с Кузякиным задержались. Юра никогда не уходил сразу после окончания занятий, и его друг тоже, за компанию. Поработали в легкий контакт, повертели нунчаки. Иметь их дома Зимородинский разрешал, только начиная с зеленого пояса, а в зале – пожалуйста. Короче, позанимались еще минут сорок, пока сэмпай не выгнал. У метро Матвеев купил коробку сока и гамбургер, который разъели напополам. Все, как обычно, но Юра вдруг забеспокоился. Не понятно почему. Так бывает, когда забудешь что-то важное, а потом силишься вспомнить, что. Кузякин, не заметив перемены,– его беспокойство не глодало,– продолжал болтать в одиночестве. Федя любил поговорить, особенно когда настроение отличное. Сегодня у него наконец получился май-маваши правой, над которым он бился уже почти месяц. Левой ногой выходило как надо, а правой – не удар, а дрыг. Таракана со стола не смахнешь. А сегодня пробило. И корпус лег как надо, и прочувствовалось все. Сэмпай похвалил. И Вячеслав Михайлович похвалит. В следующий раз. Потом мысли Кузякина переключились на новую игрушку, которую на днях инсталлировал Юра. Федор тут же принялся подбивать клинья насчет зайти поиграть. Юра не отреагировал. Беспокойство его усиливалось. Что за дьявольщина!
95 
