2 
– Она необычайно хороша собой, не правда ли? – ответил тогда маркиз.
– Да, моя мать думает так же. Она близко знакома с их семьей. Ей кажется преступлением, выдать юную красавицу за человека, годящегося ей в отцы.
– По-моему, единственное, что принималось в расчет, так это то, что он богат и занимает высокое положение в обществе, – Цинично подытожил маркиз.
– Конечно, – согласился Гарри. – Именно поэтому ее повели к алтарю, когда ей не исполнилось еще и восемнадцати.
Бедняжка и понятия не имела, каким потрясающим занудой окажется ее будущий супруг!
– Я с ним почти не знаком.
– А я имел удовольствие два часа беседовать с ним в Виндзорском замке через день после свадьбы, – пожаловался Гарри. – Клянусь, это было так сильно, что я чуть не повредился рассудком!
– В таком случае мне очень жаль его супругу, – усмехнувшись, ответил маркиз.
– Лорд Кейтон решился на второй брак, чтобы обрести наследника; – словно раздумывая вслух, продолжал Гарри. – Его первая жена подарила ему лишь дочерей. Однако, по мнению моей матери, его и в этот раз постигнет глубокое разочарование.
Тогда маркиз не слишком прислушивайся к словам Гарри, но теперь он отчетливо вспомнил, как тот добавил:
– В первый же год их брака, во время охоты, прелестная Жасмин упала с лошади. Видимо, у нее уже никогда не будет сына.
Рейберн, вполуха слушая Гарри, размышлял лишь о том, как Жасмин прекрасна. О, если бы было можно говорить и говорить ей об этом!
Но сейчас тот разговор всплыл в его памяти во всех деталях.
Теперь он осознал, что Жасмин просто пытается завлечь его в ловушку. С ее стороны уже были неудачные попытки склонить его к браку.
Все словно встало на свои места, туман, мешавший ему рассуждать трезво, рассеялся, и он вновь обрел способность ясно мыслить.
Выход был только один: встать и уйти без лишних разговоров.
Вслух же он сказал:
– По-моему, ты слишком торопишь события. Сейчас тебе необходимо собраться с силами для поездки в Париж. И молись, – сказал он холодно, – чтобы никто не узнал, что известие о болезни своего мужа не помешало тебе обедать со мной.
– Письмо в надежном месте. Оно заперто у меня в шкатулке для драгоценностей, – ответила Жасмин.
Маркизу оставалось надеяться, что до письма не доберется служанка.
Слуги обожают разносить слухи, и подобная история разлетится по свету со скоростью северного ветра.
– Ты правильно поступила, – сказал он, – но теперь мне необходимо уйти.
Жасмин тщетно пробовала остановить его, но маркиз решительно поднялся с кровати и начал одеваться.
Со свойственной женщинам проницательностью она, безусловно, почувствовала что-то и откинулась обратно на подушки так, чтобы он мог видеть в зеркале, как она прекрасна. Он сотни раз сравнивал ее тело с полупрозрачным жемчугом, но теперь ему хотелось зажмуриться при виде этой опасной красоты.
Он никогда не считал ее особенно умной, однако он и понятия не имел, какой твердой она может быть в решительную минуту.
Маркиз понял, что руководило ею: она боялась, что год траура по мужу лишит ее наслаждений светской жизни. К тому же Жасмин опасалась, что не сможет удержать возлюбленного в этот долгий год.
И вот она вспомнила о кажущемся любой женщине единственно возможном способе надежно привязать его к себе.
По ее замыслу они должны были пожениться в ближайшие месяц-два, а потом она сумела бы объяснить миф о ребенке.
Маркиз надел вечерний фрак и подошел к Жасмин.
Она раскрыла ему объятия, но он понимал, что если сейчас наклонится и поцелует ее, то уже не будет в силах оторваться от этой сладкой отравы.
Он просто поцеловал протянутые ему прекрасные руки и сказал:
– Береги себя, Жасмин.
– Ты будешь обо мне думать, милый? – спросила она. – Знай, что я буду считать часы до нашей встречи.
Ничего не ответив, чуть не бегом маркиз направился к двери.
Жасмин крикнула ему вдогонку:
– Подожди! Я хочу тебе еще кое-что сказать!
Но дверь за ним закрылась прежде, чем она успела договорить. Она услышала звук его удаляющихся шагов.
Как только он показался в дверях, лакей вскочил со своего места, чтобы открыть дверцу экипажа.
В отличие от многих людей своего круга, маркиз был необыкновенно тактичен со слугами.
Он всегда расстраивался, когда слугам и лошадям приходилось ждать его подолгу.
Как только он сел в экипаж, лакей накрыл его колени теплым пледом.
2 
