49 
Устроившись поудобней, я зажмурился, но перед глазами тут же поплыли разноцветные круги. Обреченно вздохнув, сгреб в пригоршню оттягивавшие карман фуфайки монеты и начал одну за другой пропускать их меж пальцев. Как ни странно, в очередной раз полегчало.
– Говорю: дела, – не пожелал откровенничать Зверев. – Сами-то какими судьбами? Давно же на Север не мотались?
– Нас со Скользким на кордон к вам перевели, – не моргнув глазом соврал Шурик, – вот и решили, пользуясь случаем, одну захоронку проверить, до которой все руки не доходили.
– Ясно, – сделал вид, что поверил, а может, и в самом деле поверил Слава. – Все, готово вроде.
Наскоро перекусив разварившейся картошкой, после которой во рту остался какой-то неприятный привкус, мы еще немного поболтали ни о чем, но Слава почти сразу же отправился по своим пресловутым «делам».
– Мутный он какой-то стал, – широко зевнул Ермолов.
– Есть такое, – согласился я. – Ты давай спи, я покараулю, да через пару часов уже и выходить можно будет.
– А ты как?
– Пока не хочу. – Усевшись на пол, я оперся спиной о стену.
– Везет, – еще раз зевнул Шурик. – Ты хоть в машине подремал, а я с парнями языками зацепился, так и не поспал.
– Шел бы ты, бедолага, рюкзак забрал.
– Да ну, ничего с ним не случится, – не воодушевился моим предложением Ермолов.
– Спи тогда, пока возможность есть, – разрешил я и, задув стоящую на рассохшемся буфете свечу, потер подушечкой большого пальца первую попавшуюся монету.
Десятирублевка с Гагариным. Рубль с вмятиной по центру. Погнутые десять копеек. Пять рублей с посеченным гуртом. Старая двухрублевая монета. Еще одна двухрублевка на сей раз со стершимся рифлением гурта. Сильно поцарапанный рубль…
– Лед, – некстати отвлек меня Шурик.
– Чего?
– Пока по лесу шли, не показалось, что кто-то следил за нами?
– Нет.
– Точно? Я, когда на крыльцо выходил, мне снова чужой взгляд почудился.
– Гонишь.
– Иди ты знаешь куда? – обиделся Шурик и отвернулся к стене.
Я вновь занялся монетами, но слова Ермолова никак не шли из головы: может, у меня чутье на такие дела притупилось? Действительно пару раз краем глаза замечал размытое движение, но думал, показалось. Запросто мог ветер снег с веток стряхнуть. Такой ерундой можно себе голову даже не забивать.
…Новенькая пятирублевка. Травленная кислотой пятидесятикопеечная монетка…
– Лед, ты спишь, что ли? – приподнялся на локте часа через полтора проснувшийся из-за пиликанья чарофона Шурик.
– Нет, – односложно отозвался я.
– Прикинь, этот аппарат говорит, что магическая буря кончилась!
– Давай тогда собираться, – с тихим вздохом поднялся с пола я. – Скоро светать начнет.
– Ладно, пошли. – Заспанный Шурик допил набранную в трехлитровую стеклянную банку воду и поставил ее обратно в буфет. – Может, перекусим?
– На ходу.
– Слушай, ты чего недовольный такой? – внимательно посмотрел на меня здоровяк.
– Чувствую себя чего-то хреново, – сознался я.
– Простыл?
– Не, просто голова болит. – Я закинул на плечо лямку рюкзака и, приоткрыв дверь, с ружьем в руках выглянул наружу. Никого. – Давай, короче, собирайся.
– Лыжи не забудь, – окликнул меня Шурик, но я уже вышел на покосившееся крылечко.
Ух, морозно. Зато на свежем воздухе голова хоть немного прояснилась. Не иначе, как дымом в избе надышался, вот и замутило.
Придерживая одной рукой ружье, наклонился зачерпнуть пригоршню снега, и в этот момент что-то ударило меня в спину. Не удержавшись от сильного толчка на ногах, я выронил ружье и перекувыркнулся через голову. Сразу же вскочил и тут же вновь упал в снег, уворачиваясь от клацнувших у лица клыков огромного белого волка. Даже не пытаясь отползти, я рванул с пояса широкий нож и хватанул им по шее решившего цапнуть меня теперь за ногу зверя. Густая шерсть смягчила удар, но все же тяжелый клинок перебил сразу несколько хрящей.
Вот только волка это не остановило! Лишь на мгновение припав к земле, он вновь прыгнул вперед. Широко замахнувшись, я со всей мочи рубанул его по голове, но лезвие ушло вбок, всего лишь срезав левое ухо.
Весившая никак не менее центнера туша навалилась сверху и вдавила меня в сугроб. Вцепившись в густую шерсть, я умудрился удержать оскаленную морду на вытянутых руках и невольно взглянул в налитые кровью глаза.
Такие глаза просто-напросто не могли принадлежать волку! Человеческие это были глаза!
49 
