Последние отзывы

  84  

Он снова сел за стол, взял ручку, раздумывая, с чего начать послание, наконец, стараясь выводить буквы ровно и разборчиво, написал: «Здравствуй дорогой Виталик, письмо твое получил». Мосоловский перечитал эти несколько слов и разорвал бумажный лист вдоль и поперек. Нет, так не пойдет, сразу же он взял не ту ноту, не ту интонацию. Зачем этот «дорогой» и к чему этот «Виталик»? Отцовский слог должен быть скупым и даже суровым, но никак не эмоциональным. «Здравствуй сын», – вывел Мосоловский на новом листе. Именно «сын», ведь от своего отцовства он никогда не отказывался. Так, как… Мосоловский написал несколько нейтральных ничего не значащих фраз и, приступая к главному, снова задумался.

Прямо так и написать «твой отец беден» – нет, это глупо, бездарно. Любому круглому идиоту, что встретит Мосоловского на улице, сразу станет ясно, что тот далеко не беден. А сын, наверное, не круглый идиот. И прибедняться, перед собственным сыном нищего из себя разыгрывать как-то несолидно. Лучше по-другому. Он склонился над бумагой. «Не стану скрывать, за последнее время мои дела сильно пошатнулись. Впрочем „сильно“ совсем не то слово, мои дела просто прогорели. Такое сейчас время, кому-то везет, кто-то в трубу вылетает. Виталий, ты пишешь, что собираешься в Москву, планируешь найти здесь работу». Мосоловский оторвался от письма, точно, сын хочет работать и даже не думает об учебе. Наверное, полагает, что в Москве ему сразу же министерский портфель подарят и подгонят в аэропорт черную казенную машину. Господи, какая наивность.

«Это хорошая затея, надо ехать в Москву, и здесь добиваться успеха, одобряю, – продолжил письмо Мосоловский. Только вот, надо ли спешить с этим делом? В настоящее время я вряд ли смогу помочь тебе с работой. Чтобы подыскать более или менее приличное место, нужны многие недели или даже месяцы. Теперь, когда ты решил приехать, я займусь этим делом. Буду держать тебя в курсе. Как только что-то приличное появится, сразу сообщу. Можешь надеяться на меня. Если нужны деньги, напиши, я вышлю». Мосоловский задумался. Пожалуй, не следовало обещать денег. Он дописал предложение до конца «…я вышлю, сколько смогу, но много не обещаю. Виталик, ты жди моего следующего письма. Жди и надейся».

Правильно, главное выиграть время. Там, глядишь, сын найдет себе девчонку, женится и так залипнет в Котласе, так никуда и не соберется. А потом дети пойдут, болезни начнутся, личные проблемы. Не до Москвы, не до честолюбивых планов, надо на хлеб зарабатывать, на лекарства. «Никуда ты из своего Котласа не денешься», – сказал вслух Мосоловский и, прикурив сигарету от настольной зажигалки, закруглил письмо эмоциональным прощанием и пожеланием успехов. Он нашел в старой записной книжке адрес бывшей жены, написал этот адрес на чистом конверте, запечатал его. Выйдя в приемную, он передал конверт секретарше, сказав, чтобы та немедленно отправила письмо.

И вправду, хорошие дела не следует откладывать на потом, – решил Мосоловский и вернулся в кабинет в прекрасном настроении. Он набрал телефон Верочки. Через минуту Мосоловский уже забыл о существовании сына.

Глава двадцатая

Свернув с узкой обледенелой дороги в настежь распахнутые ворота дачного товарищества, Росляков резко затормозил. Казалось, ниоткуда, из земли, из снежного марева, из самого воздуха перед капотом «Жигулей» соткалась и ожила долговязая фигура сторожа Лепетухина. Росляков резко дал по тормозам, машину слегка повело юзом. Но сторож, то ли с утра хлебнувший лишнего, то ли повздоривший со старухой, переполненный эмоциями, не собирался уступать дорогу. Напротив, помчался прямо под колеса, сорвал с головы солдатскую ушанку. Рослякову пришлось остановиться, опустить боковое стекло.

– Ты чего, совсем ошкалел? – Росляков хотел длинно выругаться, но сторож раскрыл рот первым.

– Петя, беда. Слышь, и сказать не знаю как…

– Скажи просто, словами скажи, – посоветовал Росляков, давно не отучившийся удивляться бестолковости Лепетухина.

Сторож глотал слюну и раскрытой пастью жевал воздух. Тут у Рослякова без всякой причины вдруг защемило, заныло сердце.

– Дача ваша сгорела, – Лепетухин вытер мокрый лоб ушанкой. – Дочиста сгорела. Недавно только пожарные уехали. Бежал вот вам в город звонить. Смотрю, ты едешь. А я… А ты…

Прикрыв глаза, Росляков чуть слышно застонал, рванул машину с места, хотя теперь спешить было некуда.

…Росляков кругами бродил по дачному участку, хорошо знакомому и одновременно чужому, не ровному, как прежде, а какому-то колдобистому, с глубокими колеями, проделанными попетлявшими здесь тяжелыми пожарными машинами. Земля ещё окончательно не остыла после пожара. Стоявшая в колеях мертвая вода мелко дрожала, а кое-где уже успела подернуться тонким невесомым льдом. Над пепелищем курился прозрачный почти незаметный пар. Росляков, продолжая блуждать и озираться по сторонам, то и дело натыкался ногами на разбросанные среди головешек странные, доселе не виданные предметы домашнего обихода, неизвестно как попавшие сюда, кажется, завезенные с городской свалки. На погнутую какой-то нечеловеческой силой сковороду, на огромную крышку от кастрюли, тоже гнутую, на электрический утюг без проводов и ручки, на совковую лопату без черенка, на проволочный остов абажура дачной люстры…

  84