124 
– Вот, княже, это Путята. Он – сотник из Смоленска. Полянин и наш родович.
«Твой родович», – мысленно поправил дядьку Владимир.
Сын Святослава был принят в род отца. Следовательно, был варягом и русом, а уж никак не полянином. Однако Путята-полянин выглядел неплохо. Молодой (Владимировых годов), а уже – сотник. Широкое скуластое лицо обрамлено светлой бородкой, пшеничные волосы острижены по-простому, кружком. Шрамов на лице нет, что для понимающего человека тоже знак: в сечах Путята рубил других, а себя резать не давал. А что в сечах полянин бывал не единожды, тоже понятно. По-другому сыну смерда до сотника не подняться. Только – личной доблестью и воинской сметкой.
И глядел Путата хорошо: не нагло, но и без подобострастия. Уверенно.
– Ну говори, сотник Путята, – медленно, словно нехотя, произнес Владимир. – С чем ко мне пришел?
– Ты позвал – я пришел, – ответил Путята.
Голос у него был грубый, зычный. Здесь, в княжьей палате, Путята старался говорить потише, но у него не очень получалось.
Добрыня из-за спины сотника подавал князю знаки: мол, помягче с ним.
Владимир не внял.
– Что-то не припомню, чтоб я звал сотника Путяту, – заметил он.
Вместо ответа сотник снял боевой пояс. Затем стащил с плеч простую, без изысков, чешуйчатую бронь, сдернул через голову подкольчужник и задрал широкий рукав рубахи. На мощном плече боевых отметин было вдосталь, однако показывал Путята князю не следы, оставленные оружием, а выжженную каленым железом метку: солнечное колесо, бегущее по Кромке. Знак Хорса.
Владимир кивнул, и Путата опустил рукав.
Пока сотник облачался в броню, Владимир молчал. Когда же Путята затянул пояс, князь спросил:
– И много вас таких – в Смоленске?
– Довольно, чтобы открыть тебе городские ворота, – солидно пробасил Путата. – А вот с посадником Фрёлафом и его нурманами ты уж сам договаривайся.
– Открой нам ворота, – сказал Владимир. – Займем город – тогда и с посадником решать станем.
Старый, еще Игорем посаженный нурман Фрёлаф был всегда верен Киеву. Он хорошо знал, что киевский шмат сала толще новгородского. Вот почему Владимир даже не пробовал с ним договориться. За тридцать лет смоленского наместничества Фрёлаф мог сам купить кого угодно. И кремль в Смоленске был крепкий. С полоцким не сравнить. Однако крепость сильна в первую очередь людьми, а не стенами. Ближняя же дружина Фрёлафа – нурманы. И они далеко не так богаты, как сам наместник. С ними договориться легче. Особенно если кое-кто откроет для Владимира городские ворота.
Глава двадцатая
Поход на юг. Удачное начало
Многочисленное разноплеменное войско Владимира двинулось в поход, едва вскрылись реки.
Впереди, на тридцати лодьях, шли сам князь и ближняя дружина. За ним – на драккарах, длинной вереницей, нурманы и свеи – наемники и союзники.
За свеями – на снекках, насадах и иных наскоро срубленных однодревках[22] – многочисленное ополчение: новгородцы, плесковцы, меря и чудь, кривичи и весяне. Много народу набежало к Владимиру за минувшие полгода, когда подросла его слава. Одним хотелось принять участие в разграблении богатого юга, другие и впрямь думали, что идут драться за веру пращуров. Очень бодрит, когда ты точно знаешь, что на твоей стороне боги, а значит, и победа.
На волоках могучую рать уже ждали. Добрыня заранее все подготовил и предупредил артельных, что все будет по-честному. Всем заплатят, и никакого разбоя. Для поддержания порядка были выделены особые люди. И порядок – был. «Победоносная» армия росла. По пути к ней присоединялись разноплеменные искатели удачи. Всяк надеялся обогатиться. Киева не боялись. Говорили друг другу: Ярополк не смеет выйти в чисто поле. Сидит в Киеве и дрожит от страха.
Из Новгорода вышла тридцатитысячная рать. К Смоленску подошла уже пятидесятитысячная.
Путята, как и обещал, открыл Владимиру ворота. Лучшая часть войска вошла в город, чинно, без грабежа. Городская старшина сама выставила владимирским воям кормление. Путята стал владимирским воеводой, старшим над полками радимичей и дреговичей. Нурманов, засевших в кремле, Владимир вызвал на переговоры.
Фрёлаф в ответ предложил принять Владимира в кремле. Но – без дружины. В заложники дал сына и племянника.
Владимир явился в кремль в сопровождении Добрыни, Дагмара, Торкеля, Сигурда и Олава. Были с ними еще десять дружинников. Для почета.
Старый Фрёлаф слыхал, что в войске Владимира немало нурманов, однако, увидев в посольстве сразу троих, – удивился. Особенно же – присутствию нурманского отрока.
124 
