120 
Стрелки-северяне были более меткими, но какое это имеет значение на расстоянии в двадцать шагов?
Окруженные врагами воины Империи медленно отступали к корме. За каждый шаг Омбам платил двумя жизнями против одной, но настал миг, когда в живых осталось только шестеро северян. Пятеро – израненные, с покореженными доспехами, покрытые своей и чужой кровью. Они были старыми солдатами и понимали, что умрут, но хотели захватить с собой в Нижний Мир побольше врагов. Кроме того, в плен к омбамту попадать не стоило. Шестой – молодой светлорожденный. На нем не было ни царапины. Он ухитрялся даже уклоняться от стрел, посылаемых в не защищенную доспехами часть лица, руки и ноги. Будь все шестеро уцелевших такими же, как светлорожденный, еще неизвестно, чем бы закончился бой. Но через минуту двое из пяти – пали. Один – с разрубленной головой, другой – со стрелой в горле. Командир взглянул на оставшихся: долго им не протянуть. Тогда молодой воин отпрянул назад и распахнул люк, ведущий на огневую палубу. Три ветерана поняли его намерение и, когда он прыгнул вниз, встали над люком, готовые умереть.
И они умерли раньше, чем разгорелся запальный шнур в руках их командира. Но несколько мгновений спустя вспыхнувшее в недрах корабля пламя вышибло доски палубы, уничтожив большую часть пиратской абордажной команды. Остальных, обожженных, изувеченных, смело в залитое пылающей пленкой море.
Невероятно, но сам поджигатель успел спастись. Сдвинув баллисту, он выпрыгнул в открытый порт. Погрузившись глубоко в воду, светлорожденный несколько минут плыл под горящим морем, на которое сыпались обломки взорванных кораблей.
До побережья Конга – около двадцати миль. Не так уж много для такого пловца, каким был юный воин. Но море Зур – не озеро Лёйр. В нем слишком много акул.
Светлорожденному повезло. Или – не повезло. Это уж – с какой стороны смотреть. Спустя час его подобрал единственный уцелевший пиратский парусник, которому в конце концов удалось сбить пламя и без особого ущерба выйти из боя. Пират тоже шел к побережью Конга.
С шекки спустили шлюпку. Светлорожденного догнали, оглушили веслом и бросили в соленую лужу на дне лодки.
Гребцов-невольников на кораблях Омбама нет. Успех пиратского набега – быстрота. И редкое судно может в этом потягаться с шеккой. Никакие побои не заставят раба грести так, как гребут могучие омбамту. Раб просто умрет на скамье.
Невольников на кораблях Омбама нет, но, возвращаясь домой, пираты охотно берут пленных. Их можно продать, можно заставить делать грязную работу или услаждать хозяев. Наконец, их можно просто замучить, что тоже представляет из себя отличное развлечение. Но это – когда шекка возвращается к собственным берегам. В набеге же любой лишний человек – помеха.
К счастью для светлорожденного, несколько омбамту, побывавших на палубе «Охотника», уцелели и были подобраны шеккой. Тех, чьи раны были тяжелы, умертвили, остальные присоединились к команде. Они-то и опознали в молодом воине искусного бойца, отправившего в Нижний Мир не один десяток их соплеменников. Поэтому, когда северянина привели к капитану шекки, капитан этот уже знал, что ему нужно.
Огромного роста, густо заросший черным волосом, коротконогий и тяжелоплечий, как и все омбамту, капитан свирепо глянул на светлорожденного и напрямик предложил ему присоединиться к ним. Маленькие глазки капитана сверлили пленника из-под тяжелых надбровных дуг. Руки юноши были скручены над головой по пиратскому обычаю – локтями вместе.
– Куда идет шекка? – спросил светлорожденный.
– В Конг! – Пират хитро сощурился.
Со времен баталии у фарангского залива отношения Конга и Империи не изменились. И капитан это знал. Чтобы стать во главе пиратского корабля, мало звериной силы, ярости и умения работать топором. Нужны еще ум и хитрость.
Выбор у светлорожденного был невелик: или согласиться, или умереть медленной смертью. Конечно, он мог бы умереть, откусив язык, но был молод и полагал, что найдет что-нибудь получше смерти. Омбамту не были ему ровней и не могли нанести оскорбления. А Конг – Конг действительно был врагом.
– Да,– произнес молодой воин. И капитан собственноручно перерезал веревку, стягивающую локти юноши. И когда северянин опустил затекшие руки, капитан не обнаружил на его лице признаков страдания.
«Крепок!» – одобрительно подумал пират. Несмотря на внешность, капитан был лишь наполовину омбамту. Мать его, рабыня из Гурама, передала ему по наследству осторожность и расчетливость крысы, а отец, истинный омбамту,– силу парда, свирепость хуруга и ловкость кошки. Так что под толстыми костями приплюснутого черепа омбамту таился изворотливый ум гурамиди.
120 
