18 
— Ты угрожаешь? — неожиданно заорал Ольшанский. — Ты, сраный урка, угрожаешь мне?
— Нет, я объясняю. Если ты заберешь тачку и оставишь меня здесь живого, жди неприятностей. Если ты грохнешь меня, значит, жди большой беды. По-другому не будет. Поэтому сделаем так: ты отдашь бабки, и мы разойдемся. По-хорошему.
— У меня их нет. Забыл снять с банковского счета. Память подвела.
Ольшанский через силу улыбнулся, поглядел по сторонам, хотел, чтобы эту улыбочку видели его парни. Он отвел локоть назад, резко, со всей положенной от природы силой, выбросил руку вперед, ударив Кота стволом пистолета в печень. Костян отступил на шаг, но устоял на ногах. Ольшанский ударил стволом под сердце. Боль, как молния, прошила тело сверху вниз, до самых пяток. На мгновение мир погрузился в темноту. В этой темноте заплясали оранжевые козявки.
— Ты просто ворюга, поганая дешевка, — брызгая слюной, прокричал Ольшанский. — Ты ни на что не способен. Все, что ты умеешь, — увести чужую тачку. И сбросить ее за копейки. Если повезет. Но сегодня не твой день. У меня есть принципы. Например, такой. Если вещь можно взять бесплатно, я и не плачу ни гроша. А зачем?
Костян терпел. Хотелось схватиться за грудь и живот, согнуться пополам, но он пересилил себя, лишь до крови прикусил нижнюю губу. Показывать свою слабость этим говнюкам — слишком много чести. Он вспомнил тот самый сон, что видел сегодня днем. Вот и говори после этого, что вещие сны туфта на машинном масле. Что-то тяжелое, кажется, кулак с зажатой в нем свинчаткой, влепился ему в ухо.
Костян вскрикнул.
Новый удар кулаком в нижнюю челюсть уложил его на пол, на подстилку из гравия и кирпичных осколков. Чей-то башмак придавил ему горло. Извернувшись, Костян скинул башмак, перекатился на бок. Но тут же на него снова обрушились пинки и удары по голове.
— Вставай, скотина, — крикнул Ольшанский. — Ну же… Встань. Я хочу посмотреть, какой ты жалкий поц.
Ошпаренный лежал на куче гравия в дальнем углу подземного гаража. Справа строители оставили вентиляционные короба, отбрасывающие густую тень. Димон наблюдал за тем, что происходит в двух десятках метров от него, не рискуя быть замеченным. Он проник в гараж не через ворота, обошел недостроенный дом сзади, наткнулся на вход в подвал. Спустившись вниз по осклизлым ступенькам, долго блуждал в темных коридорах.
Наконец в одном из технических проходов он увидел тусклый свет. Через пару минут Димон оказался в гараже. Услышав голоса и сухой хлопок выстрела, повалился на гору щебня, закрытую вентиляционными коробами. Пополз вверх на брюхе. Теперь он мог видеть все, что происходило внизу.
Ольшанский и его люди топтались возле Кота. Между стареньким «фордом» и несущей колонной на карачках стоял Глотов. Он хватался за простреленную ногу, вытирал окровавленные ладони о плащ, тихо подвывая, размазывал по лицу слезы. От этого воя по спине пробегал холодок, начинался какой-то странный зуд между лопатками.
В первую же минуту Димон понял, что дело дрянь. Сбылись худшие опасения. Кажется, Коту крепко достанется, и хорошо, если все кончится малой кровью. Хорошо бы так… Глотова уже ранили и, похоже, на этом не успокоятся. Мерса не видать как своих ушей. Ну, и хрен с ним. Это всего лишь железо. Но как вытащить из этой каши Кота?
Ошпаренный лихорадочно соображал, искал выход. Но выхода не было. Костян сам запретил ему брать с собой пушку. А Димон, дурак, развесил уши, не захватил ствол. Мысли путались.
Итак, в кармане куртки мобильник. Можно осторожно выбраться отсюда тем же маршрутом. И позвонить. Но куда? Кому? В ментовку? Не самая блестящая идея. Звать на помощь Леху Киллу и Петю Раму уже не имеет смысла. В лучшем случае они окажутся здесь через час с лишком. Если вообще найдут эту улицу и этот клятый гараж. К тому времени все будет кончено.
Так что же предпринять? Схватить арматурный прут и попереть с ним на стволы? Чушь. Лежать и смотреть, как пропадает Костян? Лежать и смотреть… Хуже этого ничего не придумаешь, но и лучше ничего не придумаешь. От сознания собственной беспомощности кружилась голова, к горлу подступала тошнота. Выходит, он вернулся только затем, чтобы увидеть своими глазами все, что тут произойдет? Увидеть и ничего не сделать.
Димон зажал ладонями уши. Он больше не мог слушать надрывные стоны Глотова.
Надо встать… Кот пытался оттолкнуться руками от пола, подняться, но только исцарапал ладони. Кто-то пнул его в грудь носком ботинка, кто-то ударил кулаком по лицу. Мир плыл перед глазами, изо рта на грудь бежал тонкий кровавый ручеек, а руки сделались непослушными и тяжелыми, будто к ним привязали пудовые гири. Наконец, попытка удалась, Кот сел на бетонный пол. Ольшанский засмеялся, кто-то плюнул сверху… Молодчик из людей Ольшанского, выскочив из-за спины хозяина, снова ударил Кота в грудь твердым, как гранит, рантом ботинка. И тут же влепил тяжелым кулаком в ухо.
18 
