очень нудно 
40 
Цыганка вошла в шатер. Охая и причитая, за ней последовала Зинка.
— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила Кэтрин, не решаясь войти.
— Ты можешь подбросить поленьев в костер, чтобы прогнать злых духов.
Кэтрин хотела сказать, что имела в виду не это, но не стала.
— Я буду следить за огнем, пока не появится малыш.
Кэтрин улыбнулась, заметив, что начинает привыкать к странным обычаям цыган.
— Пока малыша не окрестят, — напомнила Зинка и скрылась в шатре.
Кэтрин, глядя на огонь, думала, как странно соединились в этом народе варварство и христианство. Что за странная смесь религий и верований!
Вскоре запас сучьев иссяк, и Кэтрин, положив в костер здоровое бревно, пошла в лесок за хворостом. Ей встретился Янош. Мальчик подбежал к ней и, схватив за руку, спросил:
— У Меделы родился ребенок?
— Еще нет, но очень скоро появится.
Лицо мальчишки было выпачкано в грязи. Ребенок был в одних штанишках на помочах. Поддев босой ногой камень, он как бы между прочим спросил:
— Правда, говорят, что ты украла у Доминика лошадь и убежала?
Кэтрин, нервно теребя юбку, заставила себя ответить:
— Я одолжила у него лошадь. И я бы обязательно вернула ее.
— Почему ты хочешь уйти от нас? Домини говорил, что ты не такая, как остальные гаджио. Он говорил, ты любишь цыган.
«Интересно, что бы Доминик сказал, спроси его об этом мальчик сегодня?»
— Мне нравятся многие из вашего табора. Ты мне нравишься, Медела. Мне нравится Джозеф, Зинка.
— А Домини тебе нравится?
У Кэтрин сжалось сердце. Едва ли слово «нравится» было здесь уместно. Так что же она чувствовала к нему? Нет, только не это. Ни в кого она не хочет влюбляться. И не влюбится.
— Конечно, он мне нравится. Он всегда был добр ко мне.
— Тогда почему ты хотела убежать?
Кэтрин погладила мальчика по голове.
— Мне хочется домой, — тихо сказала она. — Домой, в Англию. Там моя семья, так же, как твоя — здесь.
— Домини иногда там живет. Может быть, он возьмет тебя с собой.
Кэтрин грустно улыбнулась.
— Возможно.
— Где он? — спросил мальчик, оглядываясь на повозки.
— Ушел на ярмарку, — ответила Кэтрин.
— Нет, не ушел. Он уехал, куда-то в лес. Я думаю, он такой печальный, потому что ты убежала.
Кэтрин присела, обняла ребенка.
— Что случилось? Расскажи! Почему ты так решил?
— Потому что, когда Вацлав посмеялся над ним и назвал дураком, Домини ответил только, что согласен.
Господи, что же она наделала!
— Ты не знаешь, где он?
Янош задумался, а потом указал рукой на пруд в роще.
— Там. Он иногда любит порыбачить.
— Пойду-ка я схожу к нему.
Кэтрин решила, что ее отсутствие едва ли повредит Меделе: роженица находилась под присмотром опытной акушерки, да и в палатку Кэтрин все равно не пустили бы, а костер будет гореть еще долго.
Янош улыбнулся и, вместо того чтобы попроситься с ней, как, наверное, сделал бы любой ребенок, побежал к повозкам. Кэтрин невольно подумала о том, что ребенок не по годам смышлен.
Что же сказать Доминику? Тогда, в лесу, она смертельно обидела его. А теперь хотела загладить свою вину.
Но унижаться перед ним, просить прощения она тоже не могла. Вдруг он подумает, что она согласна быть с ним? Надо как-то объяснить ему, что была не права, что поступила жестоко, что сожалеет. И в то же время оставить между ними преграду.
Доминик стоял над озером. Пучок сухой травы, который он бросил в воду, медленно кружился. И мысли его так же кружились вокруг одного и того же.
Не в силах вынести косых взглядов, приглушенных разговоров о том, что он, мужчина, не в состоянии держать в узде свою женщину, Доминик уехал из табора, долго-долго скакал полями, а потом пришел сюда.
Свою женщину. Вацлав так ее называл. Доминик горько усмехнулся. Он заплатил за нее целое состояние, и до сих пор она отталкивала его, унижала. До сих пор ни одной женщине он не позволял так с собой обращаться.
Надо было давно уложить ее в постель. Если бы он с самого начала поставил ее на место и держал бы под контролем свои чувства, ее слова никогда бы так не ранили его.
«Что с того?» — говорил он себе. Какое ему до всего этого дело? Через несколько дней он вернется в Англию. У него полно дел в Грэвенвольде. Не случись того, что произошло вчера ночью, он, может, и подождал бы с отъездом, как планировал раньше, в надежде, что Кэтрин будет с ним.
Конечно, задержался он в таборе не только из-за Кэтрин. Ему хотелось в последний раз насладиться цыганской свободой. Никогда он не пожалеет об этих днях, проведенных с матерью, со своими людьми в странствиях. Когда он вернется, надо сначала нанести визит отцу, придется с вежливой улыбкой выслушивать глупые наставления старого самодура. Потом надо будет засвидетельствовать свое почтение высшему обществу. Свету.
40 
