Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
130 
Мика покрутил носом, но промолчал. Только посмотрел за окно, где по балкону барабанил холодный осенний дождь.
— Покойники всегда снятся к перемене погоды, — заметил Альфред. — Ты принял эту желудочную таблетку?… Как ее?… «Антру»?
— Да.
— Пока ты спал, а я варил овсянку, звонила Хайди. Хотела заскочить к нам после работы.
— С тех пор как мы получили постоянную визу и переехали сюда, в Нойеперлах, это желание посещает ее все реже и реже. Ты заметил?
— Ни виза, ни переезд тут ни при чем. Все гораздо проще, — усмехнулся Альфред. — Ослаб интерес к «экзотике». Ты помнишь, чего мы только поначалу не делали из авокадо? И с луком, и с креветками, и с майонезом, и с яйцами… То так, то сяк. А теперь мы о нем даже не вспоминаем. Приелось… Но главное, — прости меня, Микочка, — к тебе ослаб общественный интерес. И ты стал намного меньше зарабатывать. А Хайди — дама очень на это дело чуткая. Как, впрочем, и ее Пусси…
— Что за «Пусси»?… — спросил Мика.
— Хайдина кукла. Она же только для посторонних — «кукла». На самом-то деле она настоящая Хаусгайстерин! Ну, если по-русски, так Домовая, что ли?… Или Домовица?
— Черт ее знает… Наверное, Домовица…
— Короче, как я, — сказал Альфред. — Рожденная ВООБРАЖЕНИЕМ.
— Так ты все-таки огулял ее? — поинтересовался Мика.
— А как же?! Естественно! Только я бы сменил акценты: все произошло точно так же, как у тебя с Хайди… Основная инициатива исходила, если ты припоминаешь, не от тебя… Это она заставила тебя хотеть ее! А я мечтал попробовать ТО, что ты обычно делал с барышнями!.! Поэтому я и просил тебя тогда взять меня с собой к Хайди, когда почувствовал, что в ее доме есть Существо, похожее на меня. Только женского рода… Модель моих отношений с Пусси была совершенно идентичной вашим отношениям с Хайди…
— Неудивительно. Ты — часть меня, твоя Пусси — часть Хайди.
— Одно время я думал, что Пусси — худшая часть Хайди…
— …а потом понял, что они стоят друг друга? — улыбнулся Мика.
— Да… Мне очень не хотелось тебя огорчать.
— Могу похвастать, Альфредик, я понял это значительно раньше тебя. И помалкивал из тех же соображений — не хотелось травмировать тебя в твоем Первом Мужском Опыте. Мало ли… А вдруг ты ограничился бы только лишь платонической влюбленностью?…
— Держи карман шире, — нагло сказал Альфред. — Даже если я и был бы так наивен, то должен тебе доложить, что Пусси в первую же минуту нашего знакомства воткнула в видик порнуху и стащила с меня джинсы…
— Можешь не продолжать. Это я все уже проходил с Хайди. Кстати, что ты ответил на ее звонок?
— Сказал твоим голосом, что мы улетаем в Ленинград. Мика, это верно, что Ленинград теперь стал Санкт-Петербургом?
— Да. Но Хайди может позвонить в любой другой день, и окажется, что я сижу в Мюнхене…
— Можешь не волноваться — мы действительно завтра вылетаем. Я уже даже заказал билеты в «Аэрофлоте». Тоже твоим голосом.
— Ты с ума сошел?! Может быть, следовало посоветоваться со мной?
— Партия сказала — надо, комсомол ответил — есть!.. — спел Альфред. И примирительно добавил: — Шутка. Тебе нужно поговорить со Степаном. Мне тут в голову пришла одна идейка…
— Со Степаном я могу поговорить и по телефону!
— Не можешь, — возразил Альфред. — Я прочитал в «Зюддойчецайтунг», что бундестаг разрешил БНД, Бундес Нахрихтен Динст — ихнему КГБ, прослушивать все телефонные разговоры иностранцев, проживающих в Германии, и снимать копии их факсов!..
— Не мели глупостей! Немцы до отвращения экономны и расчетливы, они не посадят армию идиотов с наушниками, чтобы круглые сутки слушать бездарную трепотню полунищих еврейских эмигрантов о том, как они прекрасно жили у себя в Жмеринке и как у них там было «все схвачено»!
— И ты прав, Мика! Именно поэтому немцы в «подслушке» используют компьютерную программу, куда введены всего несколько десятков наиболее употребляемых слов из обезьяньего словаря наших бандитов и достаточно скудного лексического списка русских «деловых». Как только одно такое слово произносится по телефону или мелькнет на факсе, бээндешный компьютер срабатывает и автоматом включает запись. А уже потом разбирается… И не нужно сидеть в наушниках двадцать четыре часа в сутки.
— Что ты задумал, Альфред? — строго спросил Мика.
Но Альфред даже внимания не обратил на жесткость Микиного тона. Сам спросил Мику, вкрадчиво и тихо, почти полушепотом:
130 
