очень нудно 
58 
— А разве можно относиться к вам по-другому? Ванда отвела глаза, и ее лицо помрачнело.
— Я не смогла выполнить обещание, данное князю, — сказала она.
— Князю Меттерниху? Он не имеет права заставлять вас шпионить для него.
— Это нужно Австрии, — поправила она его.
— Да хоть силам небесным! Возмутительно было с его стороны просить вас об этом. А с вашей стороны — глупо согласиться на это.
— Князь был в отчаянии, — объясняла Ванда. — А в Вене никто не знал меня, и он подумал, мне повезет там, где он бессилен. Это было безнадежное дело — я ничем не смогла помочь ему.
— И слава Богу! — резко ответил Ричард. — Я скажу при случае князю все, что думаю о нем и его интригах.
— О нет, ни в коем случае! Я не хочу, чтобы вы стали врагами! — поспешно воскликнула Ванда.
Губы Ричарда сжались.
— Тогда мы пойдем к нему вместе. Я не позволю никому пугать вас.
— Я не боюсь его, в самом деле. Но мне очень приятно слышать, что мы пойдем к князю или куда-нибудь еще… вместе.
После таких слов Ричард мог только обнять и расцеловать Ванду, а его сердце с отчаянной радостью выстукивало одно слово: вместе, вместе…
Но их планам не суждено было сбыться: к Меттерниху они не попали. Князь решил воспользоваться затишьем на конгрессе и несколько дней передохнуть. Он не посвящал никого в свои планы, так как знал, что его отъезд вызовет бурный протест в дипломатических кругах, в том числе и самого императора Франца.
Он с таким трудом одержал несколько побед, так много сил вложил в работу конгресса, что чувствовал: если он не отдохнет несколько дней, может потерять и то немногое, чего удалось достичь. Очень сказывалось напряжение последних дней.
Он был измотан не только делами конгресса. Ведь нельзя было забывать и о Наполеоне. День за днем Клеменс проводил в седле, двигаясь с армиями-победительницами. Без какого-либо отдыха или передышки он проводил переговоры в Лондоне, Париже, а сейчас в Вене.
Все навалилось сразу: и обязанности перед императором, и раздражающее упрямство русского царя, и махинации Талейрана, и оппозиция политических сил. К тому же он очень простудился во время похода и чувствовал себя совершенно разбитым. Он знал, что если не отдохнет сейчас, то вскоре совсем выйдет из строя и не сможет служить ни своей стране, ни своим целям.
Последнее слово было за Юлией. Именно она решила, что ему пора отдохнуть. У отца графини Софии было поместье недалеко от Винер-Нойштадта, Это было идеальное место для отдыха, и граф Сеченьи был счастлив принять князя Меттерниха, а главное — Юлия была готова сопровождать его.
Князь Меттерних молча выслушал графиню, но по его лицу она поняла, что он согласен на все. Правда, Клеменс не был уверен в том, что она поедет с ним. Какой же радостью засветились его глаза, когда Юлия сообщила о своем решении.
— Да, я еду с вами, — сказала она, — но как сиделка, чтобы ухаживать за вами, следить за вашим здоровьем. И извольте подчиняться мне.
— А разве я не подчиняюсь вам во всем? — спросил Клеменс и сжал ее пальцы.
Юлия, конечно, видела, как он страдает оттого, что она держала его на почтительном расстоянии, но ей хотелось быть уверенной в его любви и преданности. Она так долго ждала его!
Она с нежностью смотрела на его утомленное лицо, круги под глазами.
— Все будет хорошо, дорогой мой, вот увидите.
Сейчас Клеменсу было достаточно даже этих слов.
Через два дня Юлия и Клеменс покинули заснеженную столицу и направились к югу. Мимо окон их кареты проплывали поместья, небольшие дома, молчаливые леса и серебристые реки. Князь отвык от таких мирных пейзажей, он просто забыл, что Австрия может быть столь спокойной и умиротворенной.
Клеменсу необходимо было успокоиться. Как и в первую встречу с Юлией, он чувствовал, что покой нисходит на его душу и сердце только от одного ее присутствия. Даже несколько часов рядом с ней сотворили чудо: он почувствовал, сколько сил она ему дарила.
Добравшись до Винер-Нойштадта, они пересели в открытые сани. Венгр, которому поручили доставить их в поместье, уже ждал и, укутав путешественников пушистой накидкой из лисьих шкур, быстро погнал лошадей. Сияло солнце, свежий морозный воздух пьянил, как вино.
Заснеженная дорога вела в горы. Какой далекой казалась отсюда суетная жизнь столицы. Кругом были молчаливые холмы и далекие горы, сверкающие ледниками на фоне чистого зимнего неба. Здесь царил мир, и вдруг возникало неожиданное чувство, будто ты вновь родился в этом нетронутом мире.
58 
